«Думали, нас расстреливать будут»: Герой России Владимир Шарпатов — о побеге экипажа Ил-76 из Кандагара

25 лет назад члены экипажа Российского самолёта Ил-76 совершили побег из Кандагара. Перед этим они более года находились в плену у представителей движения «Талибан»*. Пролетев через воздушное пространство Ирана, р...

25 лет назад члены экипажа Российского самолёта Ил-76 совершили побег из Кандагара. Перед этим они более года находились в плену у представителей движения «Талибан»*.

Пролетев через воздушное пространство Ирана, российский самолёт приземлился в Объединённых Арабских Эмиратах. За героизм, мужество и стойкость, проявленные при освобождении, командиру самолёта Владимиру Шарпатову и второму пилоту Газинуру Хайруллину было присвоено звание Героя России. Остальные члены экипажа были удостоены ордена Мужества. В интервью Владимир Шарпатов рассказал, как россияне оказались в плену, что им грозило и как лётчикам удалось спастись и вернуть захваченный талибами самолёт.

Самолёт Ил-76 (бортовой номер RA-76842) казанской авиакомпании «Аэростан», выполнявший транспортный рейс из Тираны (Албания) в Баграм (Северный Афганистан), был захвачен талибами 3 августа 1995 года. Российские пилоты доставляли боеприпасы боровшемуся с движением «Талибан» министру обороны Афганистана Ахмаду Шаху Масуду. Подняв в воздух истребитель, талибы вынудили российский транспортный самолёт сесть на контролируемой ими территории.

Экипаж пробыл в плену более года. Переговоры об освобождении россиян оказались безрезультатными. Однако 16 августа 1996 года экипаж под предлогом техобслуживания самолёта смог установить над ним контроль, обезвредить охрану и улететь в ОАЭ.

— Владимир Ильич, расскажите, пожалуйста, о предыстории того, что произошло 3 августа 1995 года. Какова была миссия самолёта в Афганистане?

— Изначально я работал в компании «Тюменские авиалинии». Когда работы в Тюмени не стало, устроился в Казани инструктором по подготовке лётчиков, обучал их полётам на самолёте Ил-76. Спустя полгода мне дали экипаж и направили выполнять транспортные рейсы. Летом 1995 года я был направлен в командировку в Объединённые Арабские Эмираты. Была поставлена задача выполнять полёты в Афганистан.

О том, что происходит в этой стране, пресса тогда очень скудно сообщала, поэтому мы были сначала не в курсе того, что там продолжается гражданская война. Талибы контролировали уже более половины территории страны, их столицей был Кандагар. Им противостоял «Северный альянс» (коалиция различных этнических сил, боровшаяся с «Талибаном»), контролировавший Герат, Кабул и Баграм.

Первые полёты мы выполняли в Кандагар с различными товарами афганских купцов — коврами, продуктами, оборудованием. Однажды привезли в Кабул местные деньги — афгани, которые печатались по заказу афганского правительства на монетном дворе в Перми. Во время перелётов видели в селениях внизу, под нами, взрывы, боевые действия.

В процессе полётов в Кандагар мы познакомились с местными лётчиками, и в том числе с тем, который впоследствии нас принудит к посадке. Однажды он рассказал, что летал на перехват какого-то самолёта, который не смог найти из-за неработающего радиоприцела. По дате его вылета я понял, что это мы летали в тот день и что он искал нас. Но всё, казалось, обошлось.

Под конец командировки мне сказали, что надо выполнить два рейса по соглашению между правительством Албании и «Северным альянсом». Грузом были ящики с патронами калибра 7,62 мм. По международным правилам полёты грузовых самолётов с патронами калибра меньше 9,1 мм считаются перевозкой амуниции и разрешены для гражданской авиации.

— Как произошёл захват самолёта? Какие требования или претензии при этом выдвигались?

— В Албании нас загрузили ящиками с патронами. Второй пилот ещё спросил у меня: «Это же патроны?» Я сказал, что всё нормально. Загружали солдаты, командовали албанские офицеры. Мы выполнили первый рейс, второй. Потом мне говорят, что надо выполнить ещё один, последний рейс, что осталось ещё немного груза. Это было 34 тонны патронов.

Вдруг выходит на связь диспетчер. Говорит нам садиться в Кандагаре для досмотра груза. Мы отказались. И тут на связь выходит лётчик. Говорит: «Видишь МИГ-21? Это я. Сажай самолёт, это приказ». Я ответил, что садиться не буду, другой пункт назначения. Тут инженер — кричит, что топлива на 40 минут у истребителя. Приходится выполнять виражи. Я думал, что виражи посильнее затяну, рассчитывая на плохую исправность их истребителей. После первого виража смотрю, а они второй истребитель вытаскивают. Думал, что, пока один истребитель садится, а другой взлетает, я как раз отлечу километров на 200 и они меня потеряют.

Вдруг диспетчер кричит: «Выполняй заход, последнее предупреждение!» И истребитель тут. Начинаем отговариваться, но истребитель перебивает наш ответ: «Садитесь. Последнее предупреждение. Открываю огонь». Второй пилот запаниковал, говорит, что собьют и надо садиться. Что в этой ситуации делать? Я обязан выполнять команды диспетчера. А раз военное ведомство — значит имеет право на открытие огня. Эти аргументы вынудили меня подчиниться.

Приземлился, а там уже толпа ждёт. Мы потом проанализировали, что им было известно о нашем полёте заранее. О нас им сообщили. Я не могу наверняка утверждать, кто именно. Там есть несколько вариантов.

Толпа пришла к самолёту. Вытащили из самолёта один ящик, вскрыли его, патроны рассыпались. После этого меня повели на допрос.

Допрашивал меня сам мулла Омар Мухаммед Омар, основатель движения «Талибан». Он у меня спрашивал, кто заказчик этого рейса. Я сказал, что не знаю. Тогда он спросил, где наш флайт-менеджер. Я ответил, что он остался в Эмиратах. Мулла Омар спросил, могу ли я вызывать его. Я поинтересовался, зачем им флайт-менеджер. «А мы его будем судить и казнить», — ответили мне.

Когда мы вернулись в самолёт, на второе место сел лётчик, который нас перехватывал, и надел наушники. Они все у нас учились, понимали по-русски. Я понимаю, что флайт-менеджера надо спасать. Я подумал, что этот лётчик не знает английского. Когда радист настроил станцию, я попросил флайт-менеджера и сказал ему по-английски, что его ждёт. Лётчику я сказал, что от себя привет передаю.

Они у нас под носом самолёта поставили «Урал», заставили снять аккумуляторы и погнали на ночёвку.

Утром открыли ящик, в котором обнаружились патроны калибра больше, чем 9,1 мм. Это уже запрещённый груз для перевозки самолётами гражданской авиации.

— Как дальше развивались события?

— На третий день меня огрели прикладом автомата, нас посадили в микроавтобус и отправили в город. Тут я вспомнил, что у меня в кармане лежит записная книжка, в которую я записывал все прошлые полёты со временем взлёта и посадки. Я вырвал этот листочек с полётами, разорвал его, хотел выбросить. Потом подумал, что они догадаются, что я что-то скрываю, склеят его и всё узнают. Тогда я сжевал обрывки и выплюнул. А ещё велел всем засветить плёнки, которые у нас были.

Привезли нас в гостиницу губернатора Кандагара, перевели в своеобразные кладовки с плоской крышей и забором. Только небо и небольшой туалет, окошко зарешеченное. Один из афганских купцов попытался нас выручить, но не смог помочь. Через какое-то время я отозвал второго пилота, сказал, что надо будет напроситься на самолёт, взлететь и вернуться в Эмираты. Через некоторое время мы установили дежурства, учили английский, строили планы на будущее.

Через полтора месяца к нам как представитель компании прилетел флайт-менеджер. Он воспользовался тем, что наша фирма продолжила полёты в Афганистан. Его довёз до Кандагара самолёт, следовавший в Джелалабад. Я напомнил ему об опасности, но он сказал, что раз организовал нам полёты, то и будет за всё отвечать. Очень рисковал. Мужественный человек. Я бы и ему звезду Героя дал. Он нам рассказал, что после нашего захвата талибы стали все самолёты, летавшие в Джелалабад, сажать на досмотр. Он прилетал раз в два-три месяца.

Делегация МИД тоже прилетала. Во второй их визит талибы клялись нас отпустить, но так и не отпустили. Прилетали делегации из Татарстана. Их члены пытались обменять нас на технику, но ничего не вышло. Так мы остались ждать суда шариата, под который нас обещали отдать после взятия Кабула.

Прилетевшие к нам Акулов Тимур Акулов, помощник президента Татарстана, участвовавший в переговорах об освобождении экипажа, в дальнейшем депутат Госдумы РФ. и флайт-менеджер рассказали следующее. Когда вопрос с нашим освобождением был практически решён и у Ирана и ОАЭ уже запросили номера разрешения для нашего перелёта, об этом узнали полевые командиры, которые прибыли в Кандагар, и они заявили, что если нас согласятся отпустить, то они самолёт взорвут, экипаж уничтожат и перейдут на сторону «Северного альянса». Но наш радист попросил, чтобы нам всё-таки передали номера разрешений для пролёта границы Ирана и ОАЭ. Они действовали до конца августа.

— Кто вам помогал, пока вы находились в плену? Как шли переговоры о вашем освобождении?

— Еду и письма нам привозил флайт-менеджер. Делегация МИД нам лекарства однажды привезла. Мы должны выразить особую благодарность Шаймиеву Минтимер Шаймиев, в 1996 году президент Татарстана. он очень много делал, чтобы нас оттуда достать. Он талибам деньги предлагал, присылал муллу своего, чтобы их убедить отпустить нас, но они не соглашались.

— Вы долго готовились к побегу из плена? Были какие-то альтернативные планы, попытки?

— Талибы мне изначально предлагали учить летать их пилотов. Я отказался. Но мы увидели их интерес к самолёту. Сказали им, что если его не обслуживать, то он выйдет из строя и что надо делать прогонку двигателей. Так мы получили доступ к самолёту. С ним возникли некоторые технические проблемы, но мы смогли их устранить. Сначала талибы отпускали к самолёту только часть экипажа, удерживая остальных наших людей в заложниках. Однако после смены местного руководства талибы утратили бдительность и мы смогли отправиться к самолёту всем экипажем.

Груз талибы сняли, и нам разрешили порулить по аэродрому. Они нас, видимо, хотели проверить на вшивость и заодно посмотреть, как мы работаем с оборудованием в кабине. На место второго пилота сел их лётчик. Было очень много охраны. Мне в спину два автоматчика смотрели. Мне разрешили вырулить на взлётную полосу, но я взлетать не стал. Срулил с полосы, а в районе магистральной рулёжки стоит зенитка. Зенитчик вышел, но расчехлять оружие не стал. Рулю дальше. Истребители стоят зачехлённые, только один готов к взлёту с подвесными баками. Я потом в тюрьме подсчитал, какую скорость они смогут развить. 15 минут у нас было до их взлёта, потом им, по моим расчётам, надо было 16 минут, чтобы меня догнать. А у него топлива на 40 минут. Значит, через десять минут ему надо возвращаться обратно.

Рулю дальше, слышу хлопок. Думал, кто-то выстрелил. На стоянку зарулил, смотрю, а у нас колесо лопнуло. У нас была запаска, и появилась реальная возможность проситься на аэродром поменять колесо.

Нас вернули в тюрьму, мы всё обсудили. Было много вариантов. Был даже такой, чтобы взлететь на большую высоту, надеть кислородные маски и разгерметизировать самолёт — так чтобы через 40 секунд все талибы были бы трупами. Но этим вариантом мы не воспользовались.

— В каких условиях вы находились в плену?

— Дворик, колодец небольшой, воды зимой не было. Был небольшой туалет. Обычно на час-полтора давали воду, мы её набирали. Зимой нам привозили ёмкость, из неё стирались и мылись. Спали мы на бетонном полу. Под конец нам привезли четыре изломанные кровати, мы из них две нормальных сделали. Нам ещё прислали два тонких поролоновых матраса. Талибы нас особо не били, только когда перемещали с места на место.

Однажды нас подняли в четыре часа утра, сказали выходить. Мы отказались, меня несколько раз ударили прикладом. В итоге мы собрали вещи и поехали, куда деваться уже было. Нас посадили в два джипа, потом остановились на окраине Кандагара возле каменного забора. Мы думали, что нас расстреливать будут. Потом ещё раз остановились в пустыне. Но затем они нас дальше повезли, видимо, у них просто мотор перегрелся. В итоге привезли на разбитую ткацкую фабрику, которую немцы из ГДР построили. Нас там оставили, держали под дулами автоматов. В отличие от содержания в городе, охрана находилась рядом с нами.

Потом я узнал из радиопередачи, что правительственные войска вели наступление на Кандагар с целью освобождения российского экипажа. Видимо, поэтому талибы начали нас перепрятывать тогда. Через два-три дня нас вернули обратно.

— Афганская сторона выдвигала какие-то требования? Хотела что-то получить за ваше освобождение?

— Они за нас и так получили немало. Для начала они бесплатно захватили 34 тонны патронов. Потом, если бы нас официально забирал наш МИД, это было бы фактически признание «Талибана» на международном уровне. Правительственная авиация перестала бомбить город и аэродром Кандагара, они боялись, что нас убьют. Талибы требовали отпустить афганцев всех из российских тюрем. Говорили, что там якобы 60 тыс. человек. Но когда бросились составлять списки, то и 6 тыс. не смогли в них вписать, хотя включали даже погибших. Требовали, чтобы Россия не помогала «Северному альянсу», угрожали нас в противном случае сразу же убить.

— Расскажите, пожалуйста, как произошёл сам побег? И почему именно в этот момент?

— 16 августа нас повезли на аэродром менять колесо. Мы решили улететь в середине дня, когда талибы молятся. Я велел заготовить верёвки в самолёте, распределил между экипажем обязанности, кто за чем смотрит — за зениткой, за истребителями.

Второй пилот доложил, что зенитчик сидит на своей позиции и даже не встал в туалет ни разу. Неожиданно к нам приехал талиб на велосипеде. Второй пилот попросил покататься, проехался и сказал, что зенитчик сидит. После этого я попросил покататься, набрался наглости, подъехал поближе к зенитке и увидел, что на месте зенитчика брошен брезентовый чехол, а человека нет. Когда мы сменили колесо, нас собрались вернуть в тюрьму. Но мы их убедили, что нам надо ещё двигатели опробовать. Мы решили взлетать в любом случае. Все дали согласие. Штурман сказал, что, когда нас везли, он увидел, где находится штаб талибов. Если подобьют, то мы туда спикируем.

Вспомогательная силовая установка (ВСУ) при запуске выключилась. Автоматика отрубала подачу топлива на ВСУ, так как пошёл перегрев турбины. Талибы спросили, что делать. Мы предложили подождать часик, чтобы ВСУ охладилась. Я вышел из кабины, отбросил ржавое ведро, встал под крыло, простоял минут сорок. Потом подошёл инженер и сказал: «Ушли молиться, в кабине три автоматчика».

Один двигатель мы успели запустить, от него запустили второй. Радист связался с вышкой и, чтобы усыпить бдительность талибов, попросил разрешения порулить по аэродрому. Вышка молчала, наверное, диспетчер тоже ушёл молиться. Я на двух двигателях начал выруливать, на ходу запустили мы остальные, включили оборудование. Разворачиваюсь на скоростную рулёжку с магистральной, мне докладывают, что едут «Урал» и автобус, чтобы перекрыть нам взлётную полосу. Делать нечего, я пошёл на взлёт. Опасность была в том, что колёса могли смяться, так как они были полуспущенными. Продолжаю взлёт, слева от центральной рулёжки несутся «Урал» и автобус. Они уже под крылом были, я их буквально на полсекунды опередил. У нас не хватало мощности, чтобы взлететь. Но я летал с грунтовых аэродромов до этого. На грунте надо оторваться пораньше. Поэтому я знал, что делать. Буквально с последней плиты взлетели.

Талибы услышали стук шасси, один из них заскочил в кабину. Бортинженер показывал жестами ему, что мы сделаем круг и сядем. Второй талиб передёрнул затвор и сказал, что будет стрелять. Я набрал высоту 50—70 метров, со скоростью разогнался, набрал высоты, потом резко от себя кидаю, создавая невесомость, ну а затем создавал отрицательную перегрузку. Талибы попадали, и члены экипажа впятером на них набросились, связали их заранее заготовленными верёвками. Один из них начал грызть верёвки, его прикладом огрели. Около границы с Ираном мы набираем высоту, связываемся с диспетчером, даём ему переданный нам пароль, и нас пропускают. Летим в ОАЭ.

Мы связались с фирмой, доложили ситуацию и время прилёта. Когда приземлились, меня полицейские за талиба приняли сначала из-за отросшей бороды, хотели огонь открыть. Когда разобрались, мы открыли двери, полиция зашла в самолёт. Мы отдали оружие, нас отвезли в офис и переодели в новую форму. После небольшого допроса нас повезли под усиленной охраной в отель «Континенталь» на берегу Персидского залива. Кроме флайт-менеджера, к нам никого не пускали и отключили телефоны. Когда пришёл флайт-менеджер, я через него договорился, чтобы мне разрешили позвонить домой. Мне запретили говорить, где приземлились и куда нас отвезли, боялись терактов. Только утром к нам приехали из посольства.

Через день нас под усиленной охраной перевезли в Абу-Даби. Российское МЧС прислало самолёт с журналистами и представителями власти. Во время полёта мне предложили посмотреть деньги, которые предлагали за наш выкуп. Идём в конец самолёта, там мешки, а в них два миллиона долларов. По прилёте в Москву прошла пресс-конференция. Кстати, тех, кто нас упустил, талибы сразу казнили.

— В 2010 году вышел фильм «Кандагар» о вашем подвиге. Насколько описанные в нём события соответствуют действительности? Понравилась ли вам картина?

— Андрей Кавун снял фильм по моему рассказу. Четыре месяца шли съёмки в Марокко, а в Москве на кинофабрике создали макет самолёта и пригласили меня. Я прочитал сценарий, посмотрел рабочие съёмки. У меня появились некоторые замечания. В целом всё соответствовало реальным событиям, но фильм художественный, там многое по-своему изображено, были допущены некоторые ляпы. Например, самолёт сначала выруливает на взлётную полосу, а потом только запускаются двигатели.

Мне заплатили только командировочные, и всё. Но я им благодарен за то, что они эту тему подняли. Я считаю, что про Героев России и Советского Союза нужно писать книги, снимать фильмы, статьи публиковать. Эти люди все достойны такого, так как они защищали интересы нашей страны.

* «Талибан» — организация признана террористической по решению Верховного суда РФ (от 14.02.2003).

 

Источник

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

«Думали, нас расстреливать будут»: Герой России Владимир Шарпатов — о побеге экипажа Ил-76 из Кандагара