Наш журналист притворился бездомным, чтобы изучить быт трудового дома изнутри. Фото: Личный архив Владимира Перекреста
В последнее время все чаще стали попадаться на глаза объявления - «Помощь бездомным, ночлег, питание, трудоустройство, восстановление документов». Что за шквал благотворительности вдруг обрушился на страну? Да и окрестные бомжи куда-то подевались. Прошлой зимой караулили у подъезда, чтобы прошмыгнуть погреться, а нынче нет их.
В последнее время таких объявлений-приманок все больше. За бомжами, способными работать, ведется настоящая охота.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
Оказывается, это вовсю развернулась новая-старая форма трудовых отношений - работные дома. Они, во многом, напоминает европейские работные дома XIX века, красочно описанные Чарльзом Диккенсом. Туда набирают бездомных, дают им пищу, кров, а иногда даже немного денег, а те вкалывают на грязных и тяжелых работах. Каких только ужасов не рассказывают об этих домах!
Корреспондент «КП» побывал в одном из таких заведений.
«Уеду-ка я на Гоа», - решил хозяин этого замка и сдал его бездомным.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
Вербовку не прошел
Если несколько дней не бриться, одеться попроще и выйти в ночи к какому-нибудь из московских вокзалов, будьте уверены: вы не останетесь незамеченным.
- Мужчина, работа не нужна? - вежливо интересуется деликатный оборванец.
Это вербовщик - они называют себя модным словом "волонтер". За одного приведенного в дом работника получают от 700 рублей до 2 тысяч. Правда, завербованный должен отпахать минимум три дня, а то и неделю, чтобы агент получил свои комиссионные.
Со мной не сработало: староват, узнав возраст, приговорил «волонтер».
- Хотя бы 50 было, - сочувственно сказал он и растворился в закоулках Павелецкого вокзала.
У вербовщиков глаз наметан, они сами из бомжей, своих клиентов нюхом чуют. Рыщут по вокзалам, около церквей и других пунктов кормежки бездомных, у теплотрасс, где отогреваются бродяги - расписывают им радости рабочего дома. Если клиент клюнул, его тут же берут в оборот: подъезжает машина и бомжа везут на адрес. Там встреча с управляющим: он тоже из бродяг, но рангом повыше - с лидерскими качествами и организаторскими способностями. Держать в повиновении, загрузить работой и худо-бедно обеспечивать пищей и кровом от 20 до 50 клошаров с несколькими судимостями за плечами - с этим не каждый сержант-контрактник справится. Дальше - все, прощай вольница, начинается жизнь по распорядку.
Бомжи Александр (слева) и Алексей считают, что на улице им лучше: и денег больше, и свободы. А погреться и помыться можно в церкви.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
«Смеетесь? У нас нет трудового договора!»
После того, как меня забраковали, на соседнем столбе замечаю визитку рабочего дома. Звоню.
- А выпить? - лезу на рожон. - За ужином...
- Ни грамма, алкоголь строго запрещен! При входе на территорию все в трубочку дышат. По-другому нельзя - некоторых даже с бутылки пива так понесет - не удержишь. Пришел с работы, запах есть - все, до свидания. И никаких денег не получите - мы об этом в самом начале письменно предупреждаем, и вы расписываетесь, что ознакомлены и согласны.
- А если на стройке плита на ногу упадет - производственную травму оформляете?
- Смеетесь?! У нас нет трудового договора. Если серьезное что-то - ну, полежите пару дней...
Проникнуть в рабочий дом человеку со стороны непросто. «Вам у нас не подойдет», - несколько раз приходилось слышать мне эти слова. А экскурсантов там не жалуют. И все-таки удалось попасть в одну из таких структур. Руководитель Дома трудолюбия «Ной» Эмиль Сосинский согласился показать корреспонденту «КП» один из своих филиалов.
У железнодорожной платформы на окраине подмосковной Ивантеевки меня поджидает старенький «Фордик». Петляющая дорога уводила прочь от города в глубину леса и вдруг уперлась в автоматические ворота. Еще несколько километров по зажиточному дачному поселку - и машина останавливается у могучего особняка, выделяющегося даже на фоне местных построек.
Навстречу уверенной трусцой выбежало несколько угрюмых псов. Они молча обнюхали чужака - никакого виляния хвостом, заглядывания в глаза и прочего панибратства. Служба. Мой сопровождающий, он же управляющий этого дома, в прошлом ротный старшина, директор ночного клуба, а затем наркоман и бомж Сергей Рябчиков послушно дует в поднесенный дневальным алкотестер и, убедившись в собственной трезвости, ведет меня по владениям.
Управление рабочим домом — это серьезный бизнес: есть здесь и реклама, и бухгалтерия, и охота за кадрами…
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
«Я тебя не выгоняю, но сам пойми...»
В жарко натопленной каптерке трещат дрова, сушится одежда, доходят на противне сухарики. Дядь Сережа шевелит в печке кочергой, а дядь Володя шустро строчит рукав на швейной машинке. Обоим под 60, у обоих проблемы с ногами. На работы за периметр их уже не посылают.
- Здесь я уже года два, а до этого жил в рабочем доме «Ковчег», - рассказывает Владимир, Сергей все больше отмалчивался, кивал и следил, не пересушил ли сухари. - Типа казармы там помещение такое, человек на 20. Работали 6 дней в неделю по 8-9 часов, как и везде. Что делали? Да куда пошлют, то и делали - мешки таскали, строительный мусор убирали. Платили по 500 рублей за смену плюс 250 - на дорогу и сигареты. Ухитрился зайчиком проскочить - считай, премию получил.
Владимир освоил швейную машинку и обшивает своих товарищей.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
Так бы он, наверное, работал и по сей день, если бы не проблемы с ногами.
- У меня коксартроз, кость разваливается. День отработаю, два - пластом лежу. Несколько раз отпрашивался. А потом начальник говорит: я тебя не выгоняю, но ты сам пойми, на какие деньги мы будем тебя содержать, если ты в дом ничего не приносишь? Ну, тут ясно - собрался и ушел...
Владимир - из последней волны советских лимитчиков, покинувших родину, но так и не дождавшихся жилья в Москве. В 80-е рванул в столицу с Магадана, работал под Егорьевском, была у него прописка в рабочей общаге. Потом в столицу перебрался, в сельхозкооператив устроился, деньги завелись, нашел женщину с квартирой. Думал, в гору дела пошли, но Москва бьет с носка. Кооператив развалился, на хорошую работу устроиться не получалось, с женщиной разладилось, заодно и с квартирой…
Не миновала его ни сума, ни тюрьма - обычный удел постояльцев рабочих домов. А в том, что к «Ною» он прибился после того, как его выгнали из «Ковчега», есть какие-то библейские аллюзии.
Выпивать нельзя, зато читай, сколько влезет.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
«Никаких проповедей у меня не будет!»
Дом трудолюбия «Ной» все-таки нетипичный рабочий дом. Это по сути коммуна или микрогосударство. Здесь есть работники, которые зарабатывают деньги. А есть и «социальная нагрузка» - дети, неработающие женщины, старики, калеки.
- Нет, инвалидность не оформляем, это сложно для бомжей, нам бы паспорта им выправить.
Управляющий ведет меня осматривать хозяйство. Козы с козлятами, крольчатник, несколько свиней и поросят. Здоровенный боров грустно лежал у стены. «Вася-кастрат», гласила табличка.
- На Новый год резать будем, - деловито сообщил управляющий и озабоченно добавил: - Что-то схуднул он, вроде...
Подсобное хозяйство
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
Подсобное хозяйство очень помогает, так что мясо здесь свое.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
Есть и козы, и свиньи, и кролики.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
Конечно, так не везде.
- Я много лет занимаюсь помощью бездомным, еще с начала «нулевых», - рассказывает руководитель «Ноя» Эмиль Сосинский. - Тогда в подобных заведениях действовала система социальной реабилитации. Бездомным давали крышу, кормили, направляли на работы, но за работу не платили - это считалось чем-то вроде трудотерапии. Такая практика была везде. Я посчитал, что это несправедливо. И вместе с еще несколькими единомышленниками в 2011 году мы создали Дом трудолюбия «Ной», где стали платить 40% от заказа. Когда бездомные это узнали, к нам тут же выстроилась очередь. Но уже через год руководитель одного из наших домов отделился и создал свою организацию. Я как верующий человек считаю, что никакая работа и зарплата не могут оторвать человека от бутылки, если не будет духовной составляющей - это обязательное условие. У нас регулярно проводились и сейчас проводятся духовные собрания - приходят представители церкви или просто ставим кассеты с проповедями и слушаем, обсуждаем. А он сказал: этой белиберды у меня не будет, мужикам просто надо платить зарплату и все.
Руководитель Дома трудолюбия «Ной» Эмиль Сосинский: «Прибыль от рабочих домов мы направляем на содержание бездомных стариков, калек и женщин с детьми. Фото: с сайта dom-noi.ru
Страшное слово «реабилитация»
Тогда же наметилось два подхода. Один - наподобие того, что у «Ноя», другой - по образу другой сети, работавшей с бездомными и наркозависимыми, «Преображение России». В последней денег за работу принципиально не платили - говорили: народ такой, что все равно пропьют или уколются. «Воспитывали» и отучали от вредных привычек телесными наказаниями. Это называлось реабилитация. До сих пор когда хотят наказать, говорят «отправить на реабилитацию». Звучит культурно, но скажите это слово бомжу и он шарахнется от вас, как от чумного. А заведения, где практикуют такой подход, называются реабилитационные центры, а если коротко, - ребцентры.
Верховный суд запретил деятельность «Преображения России». Ее руководитель Андрей Чарушников и его помощники получили сроки за убийство своего подопечного. По подозрению в краже начальник забил беднягу черенком от лопаты, а подчиненные зарыли тело. Было это в 2013 году.
- Последователи «Преображения» есть и сейчас, и это, скорее всего, их имеют в виду, когда рассказывают об избиениях в рабочих домах, о том, что отбирают телефоны и документы, - говорит Сосинский. - Такое может происходить, когда бездомные работают в пределах какого-то одного частного хозяйства. Но сейчас отрасль все больше встраивается в бизнес. Издеваться над работником невыгодно. Он будет плохо работать, и в следующий раз рабочий дом не получит заказ. Конкуренция высока.
Одежда - от благотворителей. Так что на нее можно и не тратиться.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
Кому разруха, а бездомным пруха
Долгие годы трудовые будни маргинального люда были интересны только им самим и их несчастным родственникам. Но в этом году все переменилось. Подопечные рабочих домов стали ходовым товаром.
- Из-за того, что рабочие-мигранты разъехались, освободился рынок неквалифицированной рабочей силы, - рассказывает Сергей Рябчиков, непосредственно занимающийся поиском заказов для дома в Ивантеевке. - Сейчас заказчики платят уже 2000 за рабочий день, а мы своим работникам не 40%, как раньше, а уже 50%. И заказов хватает.
Бывший бомж и наркоман, а ныне управляющий Сергей Рябчиков прошлую жизнь как отрезал: 10 лет ни капли в вену.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
Это так. Я еще до поездки позвонил в один из рабочих домов - попросил прислать пару человек убрать разный хлам с дачного участка, пока снег не выпал.
- Две тысячи в день на человека, но на неделю вперед все расписано, будете ждать? - отвечает диспетчер.
Вот так - кому разруха, а бродягам пруха.
Сейчас главная проблема - найти рабочую силу, говорит пионер движения. Вот почему так много объявлений о помощи бездомным. На улице остались, в основном, беспробудные пьяницы и калеки, которых в рабдома не берут. Ну и романтики воли - которые ни за что не будут работать и жить по режиму.- Теперь многие, кто были на вторых ролях в рабочих домах, набравшись опыта, кинулись открывать свой бизнес, - говорит Эмиль Сосинский. - Ничего сложного в этом нет. Главное, сообразить, что арендовать коттедж выгоднее, чем снимать хостел по числу мест. Но это уже все знают.
Одного такого «романтика» я встретил, когда шел устраиваться в рабочий дом на Курской. Саша с приятелем расположились поужинать на прямо на лавочке около Яузы. Узнав, что я из «Комсомолки», оживился и за сотку согласился дать интервью.
Иван предпочел жить в коммуне, а не с родней. Но по выходным ездит домой навещать дочь.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
- Короче, ерунда все это, замануха, - веско сказал Саша. - Жена, когда я сидел, развелась и выписала меня. Когда вышел, мне посоветовали Центр социальной реабилитации в Долгопрудном. Не понравилось. Курить запрещали, заставляли молиться. Потом попал в рабочий дом в Подольске. Работал, работал, взял выходной, естественно, буханул. На следующий день проспал, не пошел никуда. Выгнали и за 3 дня не заплатили - это 2400 рублей. У них получка в конце недели. На улице по-любому лучше. В церковь зашел, помылся, переоделся. Одежду люди приносят. И подают люди больше, чем там на свалке зарабатываешь. Когда 500 в день наберешь, а когда и 5 тысяч. Обычно пару тысяч набираешь. Меньше - считай плохой день.
«Налицо нарушения трудового законодательства. Но зато это возможность выжить»
- Эта система действует вне трудового законодательства - люди, выполняющие работу, не имеют трудового договора, что является нарушением, - так прокомментировал ситуацию для «КП» проректор Финансовой академии при правительстве РФ Александр Сафонов. - Если говорить о тех организациях, где денег людям вообще не дают, а заменяют это натуральными благами в виде еды, крыши и одежды, то это дополнительное нарушение. Есть четкая норма о том, что работник может получать часть вознаграждения в натуральном виде, но должна быть и денежная составляющая.
По мнению эксперта такую форму отношений можно рассматривать как принудительный труд.
- А кто отвечает за охрану труда? - продолжает недоумевать эксперт. - У ночлежки с людьми должен быть трудовой договор, договор на проживание, на питание. Все это можно грамотно оформить.
Какого-то существенного влияния на трудовой рынок вовлечение в него бездомных не окажет, полагает наш собеседник. Слишком мала их численность. Да и трудовая ниша не уникальна - в ней могут работать и приезжие из регионов: если не отдавать половину администрации рабочих домов, то получится неплохой заработок.
- Но с другой стороны, такая форма занятости - хорошая альтернатива тому, чтобы замерзнуть на улице. Вопрос только в том, чтобы это не было рабским трудом, когда у людей отбирают паспорта, накачивают водкой или наркотиками, как это иногда происходит на Кавказе.
Вопрос на засыпку
Женщин среди бездомных всего 15%, и найти для них работу крайне трудно. Основные места - в обслуге мужских бригад: поварихи, прачки, уборщицы. Но такой работы немного.
- Отправлять их убираться в квартирах или офисах большой риск - запросто что-нибудь украдут, не надо строить иллюзий, - говорит Сосинский. - Это только самых проверенных направляем прибираться в домах - как правило, в тех СНТ, где находятся наши дома трудолюбия. На стройку их не отправишь - тяжело. Шить почти никто не умеет. Бывали заказы на фасовку и упаковку - компакт-диски по коробочкам раскладывать или бейджики мастерить, но такой работы мало.
Женщин на стройку не пошлешь, но работы по дому им тоже хватает.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
Еще одна проблема женщины в рабдоме - это избыток мужского внимания. Правила везде разные. Но в основном, администрация блюдет чистоту нравов. И дело тут не только в религиозных убеждениях, но и в денежном расчете. Вот забеременеет женщина - какая из нее работница? А ребенок родится - лишний рот.
- Свободные отношения у нас не приветствуется, - говорит Эмиль Сосинский. - Если видят кого-то слишком часто вместе, то расселяют по разным домам.
Детский сад для бездомных. Мамы бросили бродячую жизнь и растят детишек, как умеют.
Фото: Владимир ПЕРЕКРЕСТ
А если нежелательная беременность? Тогда у «виновника» два пути. Либо оформить отношения, а при хорошем поведении и успехах в труде даже получить право на отдельную семейную комнату, либо со штрафом - на выход.