В новой миске дымилось пестрое, красно-зеленое.
– Так, а это у нас... – Кирилл наморщил лоб. – Погоди, я помню. Чаще... Ча-ща...
– Чашушули, – кивнул Осман. – Это вкусно. Правда вкусно.
Кирилл слабо улыбнулся – да, конечно, вкусно. Только вот мало. Сыра им подали на один зуб. Пхали вышли нежные, но кончились раньше, чем он попробовал их намазать. Да и не на что было мазать: лаваш он едва-едва пощипал в перерыве и сразу все. Нет лаваша. А грозно звучащая долма оказалась тарелкой крошечных долмяток: щепотка начинки, листики там, всякие зеленые тычинки-пестики. Конкуренции с обычным голубцом долмятки бы не выдержали. Уписались бы от страха, как стайка пекинесов перед волчарой.
Кирилл подцепил кусок чаша… чашуши... ча-ща с буквой а. Мисочка была настолько маленькой, что и вилке толком не развернуться.
– Как тебе? – Осман сиял так, словно сам эту телятину растил и тушил.
– Остро, – оценил Кирилл. – Томатно. А почему порции детские?
– Они не детские, они гостевые. Это, – Осман махнул в сторону кухни, – Это даже не обед, это считай экскурсия. Чтобы шаг за шагом все посмотреть, попробовать. Сам понимаешь – если порции подавать большие, то гость умрет еще до десерта. И значит конец. Провалилась, значит, экскурсия.
– Логично, – признал Кирилл. – Но за меня можешь не волноваться. Меня растила еврейская бабушка, я ко всему готов.
– Еврейские бабушки хорошо кормят? – Не понял Осман.
– Как на убой. – Подтвердил Кирилл. – Приходишь к ней раз, а на столе рыба фаршированная, с тебя ростом. Приходишь два – а там цимес мясной, целая кастрюля. Приходишь три – каша манная, причем везде. В тарелке, в термосе, в холодильнике... Прямо даже неловко становится. Как будто это лично ты сорок лет по пустыне мотался.
– Серьезная женщина... А моя бабушка мало готовила. Но по праздникам пекла нам лепешки и голубей.
Кирилл прекратил жевать. Посмотрел заинтересованно:
– Почему голубей?
– Примета такая. Чтобы зрение было острое. – Осман улыбнулся, поправил тонкие очки. – И кто знает: то ли я тогда плохо ел, то ли голуби были неправильные...
На стол приземлились хинкали. Пахучие и горячие, но все такие же возмутительно мелкие. Кирилл решил, что пить сок из таких малявок – только зря время терять и лучше закидывать их в рот целиком. Может быть сразу горстью.
– Хватай, – подбодрил Осман. – Я пока паузу сделаю.
Кирилл вдохнул, расправил плечи. Что ж, Осман Батькович. Не везде же вам быть победителем. Пускай у вас и обороты побольше, и хоромы покруче, и на охоте вы вчера всех уделали, но вот что касается аппетита...
И он подхватил первую пару хинкалек.
*
– И как? Хорошее место?
– Ага. – Кириллу и правда нравилось. Мягкие подушки, уютные комнатки. Да и вкусно все-таки.
– Думаю, может купить его.
– Купи. Будем после бани сюда ходить. Хостес красными рожами пугать.
Осман тихо рассмеялся.
– Еще вина, – махнул он пожилому официанту, сметавшему крошки со стола.
Кирилл тоже обернулся:
– А можно мне хлеба с вареньем? – Спросил он и одним простым вопросом заслужил сразу два странных взгляда.
– Что не так?
– Ничего. Сейчас... Сейчас вернусь, – сообщил Осман. Ответа он не дождался – исчез за входной занавеской, вслед за удивленным официантом.
Кирилл откинулся на подушки, благостный и почти что сытый. В принципе, все и без хлеба было неплохо. Вино отдавало в голову, тихо бренчала музыка. Под самой рукой стояло тяжелое блюдо с виноградом, по керамике скакал конь в завитушках и Кирилл опять вспомнил бабушку. «Кира, кашу надо есть быстро, чтобы коник на тарелке не утонул. Коник сейчас под кашей, вот-вот захлебнется. Вот твоя большая ложка, Кира, надо коника спасти».
Тех спасенных коников хватило бы на три табуна.
– Я разобрался, – объявил вернувшийся Осман. – Сейчас все будет.
– Спасибо, – сказал Кирилл и еще раз повторил официанту с тарелками. – Спасибо, варенье сюда. А вот сыра не надо, я не заказывал...
– Ты не заказывал, я заказывал. – Пояснил Осман. – У нас так принято. Я разве не говорил? Обед идет по кругу, сначала раз, потом два. Мы заканчиваем на пеламуши, чтобы снова начать с закусок... Очень символично получается.
Символы Кирилла не впечатляли.
– Спасибо, но я правда не хочу. Я уже наелся, все было здорово…
– Брось.
– Осман?..
– Кирилл. Слушай, давай честно. Я тебя чем-то обидел? – В голосе Османа послышались стальные нотки. Ровно как у бабушки. Та тоже после обеда подходила, брала его за подбородок и вежливо спрашивала, все ли понравилось.
И как он потом выяснил, правильный ответ мог быть только один. Всегда один.
– Нет! Нет, что ты. Все хорошо…
– Тогда угощайся.
Кирилл сглотнул. Расстраивать Османа было еще опаснее, чем бабушку.
– Как скажешь.
В этот раз он ел правильно. С чувством, с толком. Тихо переживая и очень тщательно пережевывая. Оказалось, что сыр с черемшой – это не просто соль соленая, а новые горизонты чесночно-сычужных впечатлений. Что долма, политая мацони, примерно втрое прекраснее любого плебейского голубца. А когда дело дошло до выпечки, он на пару минут растерял все слова – остались только стоны и жесты.
– Объедение. – Мычал он, как хороший гость. Хороший гость, который должен похвалить хозяина – особенно, если у хозяина есть гордость за национальную кухню и любимый брат-прокурор. – Все такое яркое, такое прямо сочное. А хачапури какая! Я б на ней женился, если б мог. Знаешь, Осман, вот сейчас я гораздо лучше все распробовал. Отличная тема этот ваш второй круг, просто отличная.
– Хачапури – среднего рода, – довольно поправлял Осман. Сам он сидел, скромно потягивая вино, и в разврате не участвовал.
– И на среднем бы женился, и даже на мужском. Любви все покорно, особенно если сулугуни посыпать.
После выпечки стало тяжело. Нет, было все еще восхитительно, но Кирилл понимал: через блюдо-другое пора бы остановиться. Пуговица на брюках расстегнулась сама, за что он ей был страшно благодарен.
– Здорово? – спрашивал Осман.
– Да. – Коротко отвечал Кирилл, тративший все силы на вдохи и выдохи.
Обед заканчивался как в тумане: с каждой новой тарелкой Кирилл думал «сейчас точно загнусь», но послушно открывал рот и складывал в него хрустящий лаваш, моченые помидоры, вязкую чурчхелу...
Осман следил. И улыбался краешком губ.
– Хочешь еще чего? Чаю? – Спросил он после десертов.
– И хлеба с вареньем... – Пробормотал Кирилл. – Кусочек маленький.
Осман, кажется, побледнел.
– Кир, а Кир. Не пойми меня неправильно...
Кирилла такое начало не слишком обрадовало. Он бы, наверное, вздрогнул – если б еще мог.
– Но когда я зову друзей на обед, мне важно, чтобы им все понравилось. Чтобы было весело. Чтобы все ушли сытыми и довольными.
Конец, понял Кирилл. Осман все-таки обиделся на варенье. Или еще на какую глупость. Бог его знает, что он там сморозил, пока жевал...
– Так вот, Кир. Может, нужны порции побольше?
Кирилл почувствовал, как по набитому животу стекает холодная капля пота.
– Куда больше? – Прошептал он. – Зачем?.. Мы ведь уже закончили.
– Я ошибся. – Мягко сказал Осман. – На самом деле, там три круга, а не два. Понимаешь, три – это очень символично...
Кирилл не слушал – свет в комнате померк и голова тяжело рухнула куда-то назад, отдельно от тела.
*
– Кир. – У него на лице лежала мокрая тряпка, остро пахнущая мятой. Тряпка монотонно повторяла. – Кир. Кирилл Саныч. Кир, прием. Кир, ты здесь?
– Ммм... – прогудел он.
Тряпка переползла на лоб и он увидел белое лицо Османа. Почти тон в тон с потолком.
– Кир, ты как? Цел?
– М...
– Что с тобой? Это аллергия?
– Не... – Пересохшая глотка отзывалась всхрипами и свистом. – Объелся. Еще в первый раз.
Дикий взгляд Османа подтвердил: новость была внезапной.
– А зачем пошел на второй?
– Я думал – обижу тебя. А ты меня это... под пахлаву распишешь.
– Под хохлому. – Рассеянно поправил Осман. – Зачем хлеб просил?
– Бабушка... – Прохрипел Кирилл, дыша через раз. – Бабушка всегда после обеда давала. Я привык.
– Ну, знаешь ли... – Осман, наконец, расслабился, сел прямо на пол. – Это что, настолько вкусно?
Кирилл не стал вдаваться в подробности – просто закрыл глаза и кивнул.
– Дайте тогда и мне варенья, что ли. – Скомандовал Осман официанту, замершему на пороге с аптечкой.
– Нет. – Упрямо булькнул Кирилл.
– Что «нет»? Что такое?
– Не давайте... – Он вдохнул – сколько хватало груди, поперхнулся. – Пусть сначала два круга сожрет, слабак.
