Будучи мастером участка на одном крупном промышленном предприятии Сиплов получил приличную комнату в малосемейном общежитии, а потом женился, и в общем-то удачно. Взял в жены девушку тихую и скромную.
Надя, так звали молодую жену Сиплова, оказалась домовитой и умелой хозяйкой. Очередь на раздельную жилплощадь беспрепятственно приближалась, как и было рассчитано. По семейному составу семья Сипловых претендовала именно на двухкомнатную. Этот факт огорчал, больше того, бесил главу семейства.
Срочно надо было придумать какой-нибудь вариант, для того, чтобы получить трехкомнатную. И Анатолий лихорадочно думал. В конце концов нашел единственно верное, по его мнению, решение.
Для воплощения принятого решения в жизнь предстояла поездка к родителям.
Старички Сипловы проживали в собственном домишке у самой станции. Взявшись за блестящий железный крендель на калитке, он испытал нежность или скорее жалость к своим старикам.
В окошко глянуло на Анатолия знакомое до последней черточки уже старушечье лицо матери. Глянуло и исчезло.
— Отец, Миша!— услышал он ее взволнованный голос там, в комнатах.— Иди открой, Толя никак приехал...
В приоткрытой двери на кухню появилось морщинистое улыбающееся лицо старика.
— Не ждали, не ждали,— растерянно и счастливо бормотал отец.— Здорово, сынок...
На кухне тесно и жарко. Пахло чем-то вкусным.
— Как не ждали, старый? — на кухне, шаркая шлепанцами, появилась мать.— И не совестно тебе, а сон кому утром пересказывала?
— Вот и хорошо, что не ждали,— Анатолий ткнулся губами в мягкую дряблую щеку матери, затем в отцовскую впалую и слегка колючую.
— Ты гусь хорош,— неодобрительно сказал старик.— С весны не наведывался. И я оторваться не могу — мать вот ногами жалуется...
— Забот, отец, и у меня по горло,— проговорил Анатолий.— Семья, сам понимаешь...
— В самый раз творожники поспели,— засуетилась старуха,— а ты говоришь — не ждали,— она сердито взглянула на старика.— Идите подымите, а я и мигом на стол соберу...
Отец и сын вышли на крыльцо и присели на крашеную ступеньку.
— По делу я приехал,— сказал Анатолий, придав голосу как можно больше озабоченности.
— Говори, по какому делу,— бодро откликнулся старик, ловко сворачивая самокрутку.
— Не заболел ли кто?
— Все здоровы,— Анатолий поднялся.— Пойдем, мать зовет, там и поговорим...
— Не пойму вас, молодых,— поднялся за сыном отец.— Все в добром здравии — какого же вам рожна надобно? Радуйтесь, живите да работу на совесть правьте...
Сели за стол. Старик подмигнул сыну, украдкой кивнув в сторону матери. Где-то в буфете стояла неделями бутылка водки на случай гостей. И вот старуха, наконец «заметив» подмигивания супруга, притворно вздохнув, поднялась, что, мол, с тобой поделаешь, старый греховодник.
Не любил выпивок и Анатолий, а тут залпом осушил пузатую рюмку водки, к радостному удивлению старика и старухи.
— За всю жизнь не было у меня к вам больших просьб, — подбирая слова, начал говорить Анатолий.— Но решается не только моя судьба, а и моей семьи...
— Да что у вас там стряслось, — всполошилась старуха.— Не заболел ли часом кто?
— Все у него здоровы, — осадил старик жену.
— В наше время не в одном здоровье, счастье, — вымученно улыбнулся Анатолий.
— Ой, Толя, не дело говоришь, — вновь перебила сына старуха.
— К примеру, я научной работой хочу заняться, — продолжал Анатолий и сам удивился ладному повороту своего вранья.— Кандидатскую диссертацию буду писать, а у меня всего одна комнатенка на троих.
Старики внимательно слушали умного сына, но соображали туго. Откуда им — бывшему рабочему-путейцу и простой стрелочнице было понять взлет сыновьей мысли. Он институт закончил, начальником работает...
— Годы идут,— продолжал развивать свою мысль Анатолий,— и самое время браться за науку, к тому же у меня солидная практика...
— Не пойму я тебя, что-то, — озадаченно проговорил старик.
— Ты уж, сынок, нам попроще толкуй, — взмолилась старуха.— Мозги-то наши какие были и те усохли...
— Квартиру я получаю двухкомнатную, — с болью в голосе проговорил Анатолий, сделав ударение на последнем слове.
— Наконец-то дождались, горемычные, — обрадованно всхлипнула старуха.
— Но двухкомнатную, мама, — Анатолий с жалостью смотрел на мать. На работе— Сиплов сюда, Сиплов туда, а квартиру, так двухкомнатную...
— Толька, ей-богу, не пойму тебя! — недоуменно воскликнул старик.— Говори, чего надобно? Я фронтовик, ордена, ранения имею, стаж непрерывный...
— Этим, отец, не поможешь, — горько усмехнулся Анатолий. Он помолчал и, потупившись, тихо проговорил: — Развестись вам надо...
Старуха хотела что-то сказать, но лишь по-рыбьи округлила рот да так и замерла.
Старик, дробно рассмеявшись, сказал:
— Ох и шутник же ты, Анатолий...
— Я не шучу, — Анатолий исподлобья посмотрел на отца.
— Да ты рехнулся никак, сынок, — слезно вымолвила старуха.
— Поймите меня, — Анатолий тоже перешел на слезно-надрывный тон.— Я не прошу вас на самом деле разводиться. Нужен только штампик в паспорте, что вы разведены. Например, ты, мать, поживешь какое-то время у меня. Семья увеличилась, а значит, и жилплощадь подавай.
— Толя, да мы с отцом, сорок седьмой годок не разлучаемся, разве что на войну когда он ходил...— старуха тихо заплакала, стыдясь смотреть на сына и старика.
— Никто вас и не собирается разлучать,— голос Анатолия постепенно креп.— Ну на месячишко... Нужно у меня пожить на новой квартире, так сказать, для видимости...
— От соседей сраму не оберешься на старости-то, — выстонала плачущая старуха.
— Какие к дьяволу соседи?!— Анатолий даже несколько повысил голос.— Пошли в ЗАГС — так, мол, и так — дети у нас взрослые, нам делить нечего... Характерами, мол не сошлись — вам в паспортах по штампику и до свидания...
— Это после сорока семи лет характерами-то не сошлись? — старик все так же угрюмо взглянул на сына.
— Причин можно найти сколько угодно, — сказал Анатолий.— Кстати, и характеры с годами меняются. В нашем институте доценту шестьдесят восемь было, и он развелся с женой, а женился на тридцатилетней аспирантке...
— Я не доцент,— отрезал старик,— а старуха — не доцентша...
— Вам, конечно, наплевать, где и как я буду жить с семьей, — страдальчески поморщился Анатолий.— Ведь через четыре-пять месяцев можно будет снова пойти в ЗАГС и все уладить...
— Это снова жениться, что ли? — усмехнулся старик.
— Ты, Анатолий, поезжай с богом домой,— старик решительно поднялся,— а мы тут со старухой помаракуем...
Обычно хлопотливая и непоседливая старуха, с утра сидела на крыльце пригорюнившись. Старик, потоптавшись по тесному дворику и не найдя, к чему бы приложить руки, тяжело опустился рядом со старухой.
— Что будем делать, мать?
— Надо помочь, отец, — почти твердо сказала старуха.— Мы до смерти близки, а им еще жить да жить...
— Своя кровь, да и внук там — жалко их, — старуха в который раз за прошедшие сутки готова была расплакаться,— он же говорит, что все это временный шпектакль...
— Не думал я, что на старости в артисты выйду, — сказал старик и натужно закашлялся от едкого табачного дыма.
А еще через день старики, немного поспорив из-за того, кому быть истцом, кому ответчиком, принялись сочинять петицию.
— Пиши, отец, — сказала старуха, согласившаяся стать истцом.
И старик, коряво держа шариковую ручку, начал писать под диктовку старухи:
— Раньше не замечалось в семье пьянства, а теперь жизнь ужасно тяжкой стала, — диктовала старуха.
Старик понял основной тон петиции и пошел самостоятельно огород городить, не дожидаясь приглаженных старухиных фраз.
Она, закрепив, на носу очки, заглянула в бумагу.
— Отец, я же на тебя пишу, а не ты на себя,— сердито заметила старуха.— Чего ты пишешь? «Раньше за мной не наблюдалось пьянства, а теперь я пью до зеленых чертиков...»
— Бери сама да и пиши, коль ты на меня пишешь,— начал сердиться старик.
— Я так напишу, что и бесу не прочесть,— старуха опять приплакнула.
— Подай с этажерки чистую тетрадь,— смилостивился старик.
Они долго бились над петицией, и когда старик все написанное переписал в четвертый раз, оба остались довольны. Вышло складно. Мол, пока подрастали дети, старик пил только по большим праздникам, а теперь который год пьет беспробудно и даже поколачивает ее, старуху. Она не хочет доживать остаток дней в колотушках и прочих оскорблениях, бросает старика и уезжает в город к сыну.
— Мать,— вдруг спохватился старик,— а если меня отправят лечиться в ЛТП?
— Чего мелешь, отец, — всплеснула руками старуха.— Что ж ты, пропойца какой?
— Мы же написали с тобой, что я самый вредный пропойца, и мне прямая дорога в ЛТП, и нет со мной никакого сладу,— возразил старик.
— А ведь Анатолий и не говорил вовсе про бумагу, — начала припоминать старуха.— Он говорил, что и так разведут...
Решили бумагу все же на всякий случай сохранить и, если потребуют, то подать. Но коль дело дойдет до ЛТП — старуха потребует бумагу обратно.
Оба прислушались к отдаленному вою и свисту.
— Часовая электричка из города, — сказала старуха,— Пора и пообедать...
На поход в ЗАГС с общего согласия отвели послеобеденное время. Едва старички сели за стол, как оба услышали громкий стук калитки и радостный визг дворового кобелька Урки.
— Соскучился никак,— послышался голос Анны.— Принесу и тебе угощение, плутишка старый...
— Анна! — разом ахнули старики. Они вскочили да так и замерли.
— Что гостей не встречаете? — на пороге появилась женщина лет около сорока. — Здравствуйте вам...
— Здравствуй, Аннушка, — первой залепетала старуха, неловко отодвигая стул, чтобы расцеловаться с любимой дочкой.
— А ты, папаша, отчего такой квелый? — спросила Анна, крепко чмокнув отца в щеку.— Не заболел ли?
— Здоровье пока в ладу,— смущенно пробормотал старик.
— Что с вами? — Анна подозрительно оглядела обоих.— На вас гляди, в гроб и то краше кладут...
— Ничего, дочка, — поспешила заверить Анну мать.— Года-то наши не ребячьи...
Анна принесла от порога и поставила на табурет тяжелую дорожную сумку.
— Распаковывай, мам, — сказала она.— Харчишек кое-каких привезла...
Пока дочь переодевалась в горнице, старики шептались на кухне — сейчас все выложить ей начистоту или погодя. Оба нутром чувствовали, что не поздоровится им от дочери за согласие ублажить прихоть Анатолия.
Из горницы вышла Анна. Лицо ее было сильно нахмурено, и в руке держала она бумагу, которую начисто переписал старик. Черновики он смял и сунул в карман, чтобы потом отнести в полотняную сумку, висевшую в будке за домом.
— Ты чего это, папаша, — Анна подозрительно посмотрела на отца. — Попивать начал, мать поколачивать? Одного не пойму — почему почерк твой, коль мать жалуется?
Бедная старуха опять заплакала, зашмыгал носишкой и старик, не перенеся несправедливых упреков любимой дочери. Всплакнули и во всем повинились Анне.
— Ах, барбос, что удумал! — у Анны от злости на брата губы вылиняли, — И вы хороши, родители-радетели! Не срамитесь на старости...
— Анна, не делай Толе плохого, — слезливо заканючила старуха.— Пусть хоть двухкомнатную получит, а не то он нас до гроба жизни проклянет...
— Если ты не перестанешь, то я уезжаю,— твердо сказала Анна, и не думая как-то иначе успокоить мать.
— Не буду, Аня,— старуха испуганно умолкла.
— Вы боитесь его, — Анна насмешливо смотрела на стариков.— Рви!— приказала она, подавая старику злополучную бумагу.
Старик послушно разорвал лист, сунул его в карман.
...Анатолий последние дни не находил себе места. Он успел побывать в парткоме и профкоме. Ни там, ни тут не возражали против дополнительных метров жилплощади, коль семья выросла. Правда, делу мешали кое-какие формальности, но Анатолию обещали помочь. Работник дельный, трезвый — отчего же не помочь?
Со дня на день Анатолий ждал приезда отца, разумеется, с положительным ответом. Какого черта им раздумывать?! Жить обоим осталось всего ничего...
В один из таких дней Анатолия позвали из цеха к служебному телефону.
— Ты, Анна?! — Анатолий, услышав голос сестры, наверное, впервые в жизни почувствовал острую сердечную боль.
— Я, братец,— ее тон не предвещал ничего хорошего.— Родителей разводить вздумал, барбос?
— Анна, ты пойми, что это спектакль...
— Спектакль, — Анна недобро рассмеялась.
— Через час жди... Устрою тебе спектакль.
