Какую фантастику пишут в Китае. Часть 2

Сто цветов на нашем пепле

После смерти Мао Цзэдуна и осуждения Банды четырёх — так называли четырёх ближайших соратников Мао, включая его супругу, актрису Цзян Цин, — Чжэн вновь стал сочинять фантастику. Уже в 1979 году он выпустил книгу «Вперёд к Стрельцу», которая считается первым НФ-романом современного Китая. По сюжету это космические приключения с элементами шпионского триллера: первый китайский звездолёт «Восток» из-за вредительства со стороны Запада вынужден отклониться от курса, однако экипаж спасается, используя в качестве источника энергии чёрную дыру, и благополучно возвращается на Землю.

Повесть Чжэна «Земля в отражении» (1980) менее безобидна. Тайконавты прибывают на чужую планету — и обнаруживают, что её обитатели сбежали, потому что земляне им отвратительны. Почему — понять нетрудно. Герои благополучно пережили Культурную революцию, даже их корабль называется «Сто цветов» — очевидная отсылка к цитате из Мао: «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». (Чуть по-другому смотрел на вещи фантаст Цзинь Тао, в романе которого «Остров лунного света» (1980) инопланетяне помогают китайцам, пережившим Культурную революцию, оправиться от моральной травмы.)

«Отца китайской фантастики» Чжэн Вэньгуана не сломили даже издевательства, которые он претерпел во время Культурной революции

В следующем романе Чжэна «Дельфиний бог» (1982) учёный расшифровывает язык дельфинов — и обнаруживает, что у них есть своя религия. Для КПК с её атеистическими воззрениями это было уже слишком. В 1983 году Чжэн Вэньгуан, не успев оправиться от инсульта, стал объектом жёсткой критики за рассказ «Люди Тихого океана» (с той же гипотезой, что и рассказ Стругацких «Человек из Пасифиды», — в Тихом океане некогда имелся свой континент) и окончательно выбыл из литературы. Чжэн дожил и до следующего разрешения фантастики, но не написал больше ни строчки. Кто-то сказал, что в России писатель должен жить долго. В Китае, по этой логике, фантаст должен быть бессмертным.

Увы, Второй Фантастический Бум длился даже меньше первого — всего пять лет, с 1978-го по 1982-й. В 1983 году власти решительно выступили против духовного загрязнения беллетристики, и «ядовитая» НФ опять оказалась в опале. Правда, та пятилетка выдалась более чем урожайной: в год выходило по две сотни повестей и романов. Многие из них переиздаются до сих пор.

Археолог и антрополог Тун Эньчжэн (1935–1997) успел дебютировать ещё в 1959 году повестью «Густой туман над древним ущельем» (1960), описывавшей историческую битву между войсками династии Цинь и армией сычуаньского царства Ба в фэнтезийных декорациях. Когда через несколько лет учёный стал критиковать вмешательство КПК в археологическую науку, эту повесть объявили сатирой на Гражданскую войну, а самого автора назвали врагом народа. Тун много лет работал в коровнике и вернулся в фантастику с «Лучом смерти на коралловом острове» (1978), первой фантастической повестью, удостоенной мейнстримовской литературной награды — приза читательских симпатий Китая.

В этом тексте имелась привлекательная для партии коллизия: безумного учёного останавливал зарубежный китаец, решивший вернуться на родину, поскольку жизнь при капитализме ему обрыдла. По иронии судьбы сам Тун Эньчжэн после бойни на площади Тяньаньмэнь (1989), когда армия кроваво разогнала студентов-демонстрантов, уехал в Америку, где и оставался до конца жизни. Другая его популярная повесть, «Смерть первого робота в мире» (1982), дополняет три закона роботехники Айзека Азимова четвёртым: «Робот не может влюбиться».

Археолог Тун Эньчжэн написал книгу «Луч смерти на коралловом острове», лёгшую в основу первого китайского НФ-фильма

Журналист Вэй Яхуа (род. 1949) принадлежал к следующему поколению фантастов: дебютировав в 1980 году, он прославился остроумными сатирическими повестями «Я решаю развестись с женой-роботом» (1981) и «Сон о мягкой стране» (1982). В первой герой, неназванный учёный, следует примеру множества мужчин, которые вследствие перенаселения женятся на роботах, и выбирает «традиционную китайскую модель» Лили; та выполняет его просьбы дословно и в конце концов уничтожает бесценные записи учёного. Во второй повести герой велит Лили заняться самообразованием, она узнаёт о феминизме, объявляет мужа шовинистической свиньёй и подаёт на развод. Вэй Яхуа пытался представить эти сюжеты как критикующие три закона роботехники – плоть от плоти прогнившего Запада, но фига в кармане родной КНР и её закону «О браке» была столь заметна, что напечататься снова фантаст смог только пятнадцать лет спустя.

Совсем иную карьеру сделал писатель и режиссёр Е Юнле (род. 1940), автор более полусотни книг, из них половина — научная фантастика. Е начинал как один из авторов научно-популярного журнала «Сто тысяч почему», плавно перешёл к биографиям деятелей КПК, а позднее и к книгам о путешествиях, пользующимся в Китае бешеным спросом.

Чрезвычайно плодовитый Е Юнле, тиражам которого (8 000 000 экземпляров!) позавидует любой российский фантаст

Впоследствии «китайский Азимов» (так Е прозвали за то, что он способен писать о чём угодно) уловил, куда дует партийный ветер, и сделался полуофициальным «ведущим популяризатором науки». Поставив сочинительский талант на службу КПК, Е был вознаграждён тиражами: его сочинённые по заказу Министерства общественной безопасности фантастические детективы о Цзинь Мине, «научном Шерлоке Холмсе из прибрежного города» (Шанхая) будущего, так часто публиковались в провинциальной прессе, что 12 повестей вышли суммарным тиражом 8 миллионов экземпляров. Между прочим, единственный НФ-рассказ, вышедший во время Культурной революции, тоже принадлежит перу Е.

Может быть, на выбор Е Юнле повлияла история, случившаяся в 1978 году, когда партия раскритиковала детскую книжку с картинками «Странное окаменелое яйцо», в основе которой лежал его рассказ «Чудо на вершине самой высокой горы в мире». Речь шла о возвращении динозавров; палеонтологи строго указали Е на то, что возрождение звероящеров невозможно с научной точки зрения, а значит, речь идёт о псевдонауке. В Китае это слово имело и имеет особые коннотации: марксизм абсолютно научен, а значит, псевдонаука — это что-то абсолютно антимарксистское и антикоммунистическое.

Да и позже при всей благонадёжности Е власти умудрялись находить в его книгах крамолу, причём как во взрослых, так и в детских. Взять хотя бы повесть из цикла о Цзинь Мине «Чёрная тень» (1981), из которой следовало, что КПК превращает некоторых хороших людей в «призраков». Рассказ «Что посеял, то и пожнёшь» навлёк на автора критику ввиду странного фантдопущения: эгоизм передаётся по наследству (что прямо противоречит марксистской философии). Известно, что Е написал повесть о борьбе со СПИДом в Синьцзяне, но её цензоры зарубили на стадии редактуры — СПИДа в Китае быть не может.

В 1994 году Е одним из первых китайских беллетристов перешёл на компьютер. Обвинения в популяризации псевдонауки звучали всё громче, и писатель ушёл сначала из фантастики, а потом и из литературы.

Красная звезда над виртуальной Америкой

После 1983 года фантастика в КНР публиковалась робко и редко, но метко. Одной из наиболее заметных была повесть «Безграничная ностальгия» (1987) Цзян Юньшэна (род. 1944) — писателя, переводчика, поэта и профессора китайской литературы Шанхайского университета телевидения. Автор описывает чувства вдовца, который женился на клоне умершей жены, а также самого клона. Цзян сочинял ещё и НФ-поэзию — отменную, если судить по опубликованному на английском стихотворному триптиху о Будде, который превращается в суперкомпьютер, в Альберта Эйнштейна и, наконец, в пустоту: «Помести сердце Будды в своё сознание, / И каждый станет Буддой».

Жао Чжунхуа (1933–2010), редактор прикрытого в 1980-х НФ-журнала «Кэхуань хайян» («Океан НФ»), выпустил в 1982 году трёхтомный труд об истории китайской фантастики. В 1980-е он сочинил немало детских фантастических книжек вроде «Банка времени» и «Космического яда», в которых поднимал «взрослые» вопросы об ответственности учёных. Так, в его «Заколдованных орхидеях» генетически модифицированные цветы сбегают из лаборатории и на манер триффидов Джона Уиндема начинают угрожать человечеству.

Но эти явления погоды, конечно, не делали. Фантасты вновь подняли голову только в середине 1990-х, когда страна благодаря Дэн Сяопину встала на путь глобальных экономических реформ. В Китай проникали новые технологии, что не могло не подстегнуть литературу; в 1996 году появился первый китайский киберпанк — рассказ Син Хэ (род. 1967) «Дуэль в Сети». В последние годы ХХ века начался Третий Фантастический Бум, продолжающийся по сей день. Возник он, разумеется, в интернете — все современные фантасты КНР начинали с сетевых публикаций.

Над нынешним фантастическим ландшафтом высятся «три генерала» — Ван Цзинькан, Хань Сун и Лю Цысинь.

Ван Цзинькан (род. 1948) закончил школу в год начала Культурной революции и в итоге пошёл не учиться, а работать в колхоз. Затем были чугунолитейное производство и завод по производству дизельных двигателей. Когда маоизм приказал долго жить, 30-летний Ван поступил, наконец, в университет и к моменту литературного дебюта, состоявшегося в 1992 году (автору было 44 года), стал ведущим инженером Наньянского нефтяного месторождения. Первый же рассказ Вана, «Регрессия Адама», получил в 1993 году премию «Иньхэ» («Млечный Путь»).

Следующие пять лет фантаст получал по премии в год, затем регулярность премирования Ван Цзинькана снизилась, но всё равно «Млечных Путей» у него больше, чем у кого бы то ни было. В настоящее время Ван — автор дюжины романов и нескольких десятков рассказов. Кроме прочего, он подался в политику и стал вице-­председателем отделения Демократической лиги Китая в родном городе Наньян провинции Хэнань.

Ван Цзинькану интересна биологическая фантастика. Что будет, если внедрить в тело человека гены леопарда?

Несколько романов Ван Цзинькан посвятил Америке. В «Семи уровнях» (1997) китайский турист проходит все уровни виртуальной реальности США, чтобы по возвращении на родину осознать, что и в КНР не всё столь реально, каким кажется. В романе «Крест» фанатики уничтожают население США биологическим оружием под названием «12 сентября» с отсылкой понятно к какому теракту. В 2011 году Ван неожиданно обратился к религиозной фантастике и написал книгу «Мы, вместе» о Боге, который на самом деле является инопланетянином, укрывшимся на Земле миллиарды лет назад.

Второй «генерал», Хань Сун, принадлежит к другому поколению — он родился в 1965 году, окончил университет во второй половине 1980-х, стал журналистом и дослужился до редактора правительственного журнала в структуре новостного агентства «Синьхуа». Хань — живое воплощение двусмысленности, которую являет собой современный, словно заблудившийся между социализмом и капитализмом Китай. Писатель живёт двойной жизнью: занимая не последнее место в тесно связанной с партийным истеблишментом журналистской иерархии, он периодически выдаёт фантастику, которую запрещают цензоры, так что прочесть её можно либо в самиздате, либо в переводе на японский.

Первый удачный рассказ, «Надгробие Вселенной» (1991), Хань издал на Тайване, и материковые китайцы смогли прочесть его лишь через десять лет. До сих пор запрещён в КНР рассказ Хань Суна «Моё отечество не видит снов» (2007) о том, как власти страны посредством наркотиков поддерживают работоспособность подданных и редактируют их воспоминания о жестоком подавлении инакомыслящих.

Автор апокалиптических книг о пекинском метро Хань Сун

Впрочем, в мрачных тонах Хань Сун видит не только оте­чество, но и весь мир, как следует из книги «Красный океан» (2004) о генетически модифицированных людях, которые ушли жить под воду, чтобы укрыться от экологической катастрофы, или из повести «Красная звезда над Америкой: путешествие на Запад в 2066 году» (2000), которая рисует раздробленные и загнивающие США в мире, где победил Китай (в этом тексте Хань Сун предсказал террористическую атаку на башни-близнецы). Особняком стоит своеобразная дилогия «Подземка» (2010) и «Надземка» (2012).

Действие первого романа происходит в апокалиптических руинах пекинского метрополитена (параллели с сагой Дмитрия Глуховского напрашиваются), второго — в системе эстакадного транспорта. Для Хань Суна поезда — это метафора стремительного движения КНР к обществу бессмысленного потребления: китайцы, запертые в несущемся к концу света поезде, тщетно пытаются жить по правилам капиталистического Запада, но ускоренная эволюция, инцест и каннибализм не оставляют им надежды остаться людьми.

Читатель неизбежно увидит в герое олицетворение Китая, но обвинить автора в поклёпе на свой народ нельзя: миллионер — японец, его зовут Имагаи Насихико. Дополнительный смысловой уровень скрыт в иероглифах, которыми пишется это имя: если прочесть их на китайский манер, получится фраза «бессовестный человек».

Долой земную тиранию! Даёшь трисоляриев!

Наконец, последний и главный из тройки литературных «генералов» — Лю Цысинь (род. 1963), совмещающий сочинительство с постом главного инженера Китайской энергетической инвестиционной корпорации при Нянцзыгуаньской электростанции. Известно, что в 26 лет Лю сочинил роман «Китай в 2185 году», но эта вещь так и осталась неопубликованной. Фэндом заметил Лю Цысиня после дебютного рассказа «Песня китов» (1999).

В том же году писатель выпустил роман «Эпоха Сверхновой», в котором излучение звезды ставит человечество перед ужасным фактом: через год все люди старше тридцати лет умрут. В итоге старшее поколение совершает самопожертвенный Большой скачок (вспомним Большой скачок КНР при Мао), чтобы оставить детям и молодёжи лучшее будущее. Осиротев, юноши и девушки пытаются создать новое общество по образцу старого. Часть из них, слишком много времени отдавшая компьютерным играм, организует банды и предаётся разнузданному насилию…

Первый и главный «генерал» от китайской фантастики Лю Цысинь и его самый известный роман, изданный на английском и русском

Следующие книги закрепили за Лю репутацию профессионала в области «твёрдой» НФ, но «лучшим фантастом Китая» его стали называть только после публикации трилогии «Задача трёх тел» . Её первый роман (2006), давший название всему циклу, начинается с Культурной революции: в 1967 году на глазах у девушки-физика Е Вэньцзе хунвэйбины забивают до смерти её отца, вся «вина» которого заключается в защите физики от маоистской идеологии. Десять лет спустя героиню, сосланную на лесоповал, привлекают к секретному проекту: оказывается, ещё при Мао китайцы пытались установить контакт с другими цивилизациями, посылая в космос радиосигналы. Эксперименты заставляют Е Вэньцзе думать, что физический мир словно бы сходит с ума.

Как выясняется ближе к финалу, проект в каком-то смысле принёс свои плоды: сигналы получили жители планеты, вращающейся вокруг альфы Центавра. Поскольку их планета может в любой момент погибнуть в гравитационном коллапсе, тамошнее тоталитарное правительство весточке с благополучной Земли очень обрадовалось — и тут же снарядило к ней межзвёздный военный флот, который достигнет нас через 450 лет. Однако первыми на Землю прибыли роботы-шпионы, которые теперь тормозят земной прогресс совместно с земной «пятой колонной»…

Продолжение, «Тёмный лес» (2007), напоминает интеллектуальный шпионский триллер: борьба с космическими засланцами и попытки оценить размер флота инопланетян и их стратегию совмещены с марксистско-ленинским историческим материализмом, приложенным к дарвиновской теории эволюции и математической теории игр. Благодаря анабиозу Е Вэньцзе доживает до вторжения, описанного в романе «Конец смерти» (2010), и участвует в битве, переворачивающей с ног на голову чуть не весь пространственно-временной континуум.

Как ни забавно, именно третий том продавался лучше всех. Апокалиптическая космоопера впервые пробила дорогу к массовому китайскому читателю. Успех был огромен: в интернете спорили о том, не зашифровано ли в трилогии описание конкуренции между интернет-провайдерами КНР; космолог Ли Мяо написал книгу «Физика трёх тел» с объяснением событий трилогии; фанаты стали выкладывать в Сети песни, посвящённые героям Лю, брать их имена в качестве ников на сайте «Вэйбо» (китайский аналог твиттера) и даже снимать фейковые трейлеры. Когда на крупнейшем государственном телеканале CCTV шло ток-шоу, посвящённое научной фантастике, аудитория в студии кричала, цитируя лозунг из трилогии: «Долой земную тиранию! Мир принадлежит трисоляриям!..»

В конце 2014 года роман «Задача трёх тел» был издан на английском и снискал благожелательные отзывы критиков, которым особенно близка оказалась проблема супер-, транс- и постгуманизма: во что превратится человечество в будущем? Лю Цысиню, кстати говоря, повезло с переводчиком. «Задачу трёх тел» переложил на английский Кен Лю (китайское имя Лю Юйкунь, род. 1976) — американский китаец из Бостона, юрист, программист и фантаст, активно продвигающий соот­чественников на англоязычном рынке НФ.

Сам Кен Лю пишет по-английски и уже успел получить за рассказы «Хьюго», «Небьюлу» и Всемирную премию фэнтези. Его первый роман, «Королевские милости», начало фэнтезийного цикла «Династия Одуванчика», удостоился «Локуса» как лучший дебют; вышел он и в России.

Кен Лю — представитель «хуацяо», зарубежных китайцев, которые не только не рвут связи с родиной, но и помогают материковым китайцам выйти на мировые просторы.

Молодой фантаст Фэй Дао сравнивает трёх генералов следующим образом:

Лю Цысинь, взглянув на небо, воскликнул: «О, бесконечная вселенная!» Ван Цзинькан нахмурился: «Вселенная может взорваться!», а Хань Сун заметил: «Как вселенная вообще может существовать!»

Коммунисты во времени не путешествуют

Вплоть до публикации трилогии Лю Цысиня фантастика, несмотря на возрождение, пользовалась уважением очень немногих китайцев. Власти продолжали числить её по ведомству детской литературы, серьёзные критики обходили НФ стороной, гонорары оставались мизерными. То ли дело фэнтези: в 2000 году перевод книг Джоан Роулинг о Гарри Поттере вызвал ажиотаж по всей Поднебесной, после чего местные сказочные истории стали продаваться на ура. Но к фэнтези китайцы привычны уже пару тысяч лет.

В традиционной культуре НФ пробиваться куда труднее. Даже эффект масштаба не работает: в фантастические онлайн-игры в Китае играют миллионы, но мало кто из этих игроков читает НФ. Оттого фантасты КНР живут бедно и вынуждены сочинять в свободное от работы время. Другая проблема — вмешательство властей. Как писал Хань Сун в 1999 году, миссия китайской фантастики — обучать учёных будущего — почти провалена из-за страха перед цензурой.

Но в целом в китайской НФ всё как у людей. Здесь есть свои награды, самая престижная из них — «Иньхэ», «Млечный Путь» . Эта премия вручается с 1986 года лучшим авторам КНР, а с 2004-го — ещё и лучшему переводному фантасту. «Иньхэ» учредили редакции двух журналов; у фантастов Китая, в отличие от реалистов, своей, особой госпремии нет — они проходят по разряду «детские писатели».

Обсуждение проблем фантастики на вручении премии «Синъюнь» в ноябре 2014 года. Среди выступающих — фантасты Чэнь Цюйфан (первый слева), Ван Цзинькан и Лю Цысинь (второй и первый справа)

С другой стороны, во всех крупнейших университетах страны есть клубы любителей фантастики, организующие небольшие конвенты; студенты вместе читают НФ, обсуждают книги, пробуют писать сами. В Пекинском педагогическом университете с 1991 года читается курс «Научная фантастика», с 2003-го вуз предлагает магистратуру с этой специализацией.

Есть китайские писатели, которые не относят себя к фантастам, но включают в свои книги фантастические элементы. Скажем, живущая в Лондоне китаянка Гуо Сяолу, в романе которой «НЛО в её глазах» китайскую деревню предположительно посещают инопланетяне, или политический активист Ван Лисюн, издавший в 1991 году под псевдонимом «Бао Ми» (кит. «храни секрет») роман «Жёлтая угроза» о гражданской войне между китайскими Севером и Югом, которая заканчивается ядерной войной.

Есть магические реалисты — таков А Лай, писатель тибетского происхождения, сочинивший трилогию «Пустая гора» о «крыше мира». Есть и свои Дэны Брауны, самый известный из которых — пишущий под псевдонимом Хэ Ма бизнесмен, один из богатейших писателей Китая, выдавший в 2008–2011 годах цикл «Тибетский код» из десяти романов. В отличие от А Лая, Хэ Ма — китаец, но он вырос среди тибетцев, много лет жил в Тибете и прочёл, как сам утверждает, 600 книг о тибетской истории. Результат — сага о специалисте по тибетским мастифам, который ищет буддийские сокровища монастыря Пагбала, уничтоженного в IX веке тибетским царём Ландармой.

Романы Хэ Ма насыщены приключениями в духе Индианы Джонса, в них есть альтернативная история (тибетские храмы в Южной Америке), криптозоология (пчёлы-убийцы, пурпурные единороги), древние тайны и заговоры. Права на экранизацию «Тибетского кода» купила студия DreamWorks, уже анонсированный фильм должен стать первым творением её шанхайского филиала.

Воспряли и фантасты старшего поколения — упоминавшийся У Янь, автор романа «Жизнь и смерть на шестом небе» (1996) о киберпреступлении на китайском пилотируемом космическом корабле, и Ма Боюн, сочиняющий в основном псевдоисторическое фэнтези вроде «Истории завоевания индейцев майя флотом династии Шан» (2007). Временами Ма выдаёт шедевры а-ля «Город молчания» (2005) — якобы о Нью-Йорке, в котором власти жёстко контролируют все передвижения по интернету, а юзеры шифруются, создавая новый сетевой язык; заменить Нью-Йорк Пекином читатель может и сам.

Другой «проснувшийся» автор — Хуан И, в романе которого «В поисках Циня» (1997) спецагента из будущего посылают в III век до н. э. для участия в церемонии восшествия на престол первого китайского императора Цинь Шихуанди. Увы, машина времени промахивается, и агент, прибывший не туда, а главное, не тогда, вынужден пару лет добираться до места назначения своим ходом…

Любопытно, что экранизация этого романа в 2001 году вызвала бурю негодования со стороны цензоров. Они сочли, что, во-первых, с точки зрения марксизма изменить прошлое невозможно, и хотя в фильме оно не меняется, перемещения во времени так или иначе подозрительны. Во-вторых, Хуан И намекал на то, что ряд персонажей из III века до н. э. перевоплотились в коллег и близких героя, а пропаганды буддизма чиновники снести не могли.

Препирательства между руководством Кантонского ТВ и цензурным ведомством длились много лет. В марте 2011 года цензоры официально осудили путешествия во времени: в таких историях «нет положительных мыслей и смыслов», и вообще «мифы, чудовищные и странные сюжеты, абсурдные стратегии, а также пропаганда феодализма, суеверий, фатализма и веры в реинкарнации» на ТВ отныне запрещены.

Бессмертный поэт на облаке стихов

Новое поколение китайских фантастов, не пуганное Культурной революцией, действует куда смелее старших коллег. Гуандунский фантаст Чэнь Цюфань (род. 1981), работающий менеджером среднего звена в одной из крупнейших китайских веб-компаний, говорит в интервью, что ему повезло: «маленький город» с миллионным населением, в котором он родился, был объявлен при Дэн Сяопине особой экономической зоной, так что Чэнь «рос в сравнительном достатке, получил хорошее образование, имел доступ к информации, видел „Звёздные войны“ и „Звёздный путь“, стал поклонником Артура Кларка, Герберта Уэллса, Жюля Верна и, вдохновлённый ими, опубликовал первый рассказ в 16 лет».

Чэнь известен романами «Видение бездны» (2006) о киберпанковских фильтрах восприятия реальности, распространение которых приводит к апокалиптическим последствиям, и «Мусорный прилив» (2013). Действие последнего происходит в 2020-х; угнетённые рабочие, перерабатывающие электронные отходы на Силиконовом острове в Южном Китае, поднимают восстание под предводительством Мими, «мусорной девочки», которая ввиду ужасной экологии острова досрочно переходит на следующую эволюционную ступень и становится постчеловеком. Оба романа можно расценивать как метафоры современного Китая. В тот же ряд встаёт рассказ «Год крысы» (2009), в котором китайские студенты будущего годны лишь на то, чтобы с копьями охотиться на гигантских крыс, выращенных на экспорт и сбежавших из лаборатории.

Среди других молодых фантастов выделяются Фэй Дао, автор рассказа «Голова демона» (2007), в котором спасённый мозг воинственного диктатора благодаря разрыву с телом освобождается от страсти к кровопролитию, предпочитая ему философские беседы, и даже рекомендует предать себя казни за совершённые преступления; Ся Цзя (род. 1984), известная изящным рассказом «Фляга с демоном» (2004) о том, как демон предлагает физику Джеймсу Максвеллу — тому самому, кто придумал «демонов Максвелла», — фаустову сделку; преподающая английскую литературу в университете Чжао Хайхун (рож. 1977), автор сверхпопулярной повести «Иокаста» (1999) и рассказов вроде «Линьки» (2000) об инопланетном оборотне, который стал на Земле кинозвездой; Ла Ла (род. 1977), написавший рассказ «Вечные радиоволны» (2007) о человеке, а точнее, постчеловеке, который в далёком будущем поймал посланные сотни тысяч лет назад сигналы с последних космических кораблей, покинувших умирающую Землю.

Чжао Хайхун, восходящая звезда китайской НФ

Этот рассказ Ла Ла — прекрасный пример того, насколько контекстуальна китайская фантастика. История кажется чисто фантастической, если не знать, что её название отсылает к китайскому фильму 1958 года о радисте-коммунисте из шанхайского подполья, который погибает накануне освобождения города, так и не узнав о своём вкладе в будущее Китая. Связь с прошлым и разрыв с ним — тема, волнующая всех без исключения. По мнению историка фантастики У Яня, у китайской НФ есть три уникальные черты: 1) тема освобождения от оков прошлого, будь то устаревшая культура или негодная политика; 2) интерес к науке и проблемы её (не)зависимости от культуры; 3) попытка предсказать будущее китайской цивилизации — старейшей из выживших.

В одной своей статье У Янь предлагает взглянуть на историю НФ Поднебесной через призму лозунгов. Лян Цычао сказал: «Спасём страну посредством литературы!» Лу Синь сказал: «Популяризуем науку!» Чжэн Вэньгуан сказал: «Пойдём впереди науки!» Е Юнле сказал: «Ограничим три элемента!» (странный лозунг; жаль, У Янь не уточняет, что имеется в виду). Тун Эньчжэн сказал: «Воплотим научное отношение к жизни!» Вэй Яхуа сказал: «Функция фантастики — критика общества!» Фантасты нового века сказали: «Развлекать и самовыражаться!» Наконец, сам профессор У считает, что задача фантастики — «кричать на краю».

Мы — люди, как ни крутите, западной цивилизации — к такому концентрированному мышлению лозунгами не привыкли. Восприятие эпохи через девиз правления императора — чисто китайская черта, которой две, если не три тысячи лет. В Китае любое явление уходит корнями в прошлое. Так, современный разговорный язык изобилует «вэньянизмами», цитатами из Конфуция, древнекитайских философских трактатов, из сонма китайских поэтов, которых перевести на другие языки просто невозможно, потому что они, в свой черёд, тоже постоянно цитировали древних. И не надо думать, что вэньянь забыт: тот же Чэнь Цюфань в 2004 году получил на Тайване премию за фантастический рассказ «Записки из пещеры в Нинчуане», написанный с первого до последнего иероглифа на классическом китайском языке.

Может, оттого и редки переводы китайской НФ, что она впаяна в историю и культуру, которые во всей их полноте не переведёшь?

У Кена Лю есть англоязычное эссе о трудностях перевода китайской фантастики на английский, где он пишет: «Политический разрыв между Китаем и Западом, обострённый Сциллой китайской цензуры и Харибдой западного взгляда на Китай как на чуждую страну, превращает всякую попытку одолеть пространство между двумя языками в опасное путешествие».

Лю приводит интереснейший пример того, как его рассказ «Бумажный зверинец», написанный на английском, переводили на китайский. Героиня этой истории — женщина, которая родилась в Китае незадолго до голода 1958–1961 годов и потеряла семью во время Культурной революции. Китайский переводчик эти подробности убрал; Кен Лю сначала разозлился, а потом осознал, что дело тут не только в боязни цензуры. И на голод, и на Культурную революцию в Китае смотрят не так, как на Западе, и не потому, что мозги китайцев промыты пропагандой, а потому, что западные толкования этих событий достаточно односторонни. Любая культура знает о себе больше, чем о других, и это неравенство всегда сказывается на интерпретации текстов.

Не спасает и то, что китайцы заимствуют западные идеи — те так или иначе преломляются через конфуцианскую этику, через даосизм и буддизм, социализм и государственный капитализм, через историю, в которой метания от цинских императоров к Председателю Мао и от Культурной революции к потребительству — лишь краткий эпизод в многовековой череде событий. Фантасты Китая кажутся зависимыми от своей истории и культуры — но только кажутся. На самом деле разнообразная история Китая даёт им огромное количество степеней свободы.

Это видно, например, по рассказу Лю Цысиня «Облако стихов» (1997), который начинается удивительной сценой: трое существ спускаются под поверхность нашей планеты, чтобы попасть на полую Землю. Один из них — человек по имени И-и, один из последних людей во вселенной; второй — разумный ящер Большой Зуб; третий — бог в теле великого китайского поэта Ли Бо.

Предыстория такова: космические ящеры разграбили Солнечную систему и поработили человечество, а И-и должен был стать жертвой, которую они принесли богам (бесконечно развитой цивилизации, представители которой существуют в виде чистой энергии). И-и удаётся убедить бога, что уничтожать человечество не следует: оно обладает тем, чего нет у богов, — поэзией. Бог, заядлый коллекционер галактического искусства, принимает обличье Ли Бо, чтобы понять, что такое китайские стихи, — и написанная на вэньяне поэзия ставит его в тупик.

В итоге бог милует людей, воссоздаёт уничтоженную ящерами Землю и творит «облако стихов» — всевозможные сочетания иероглифов. Увы, и это не решает проблемы, ведь отличить хорошие стихи от плохих бог не может. На это способны только китайцы.

Вот почему Китай вечен, велик и непобедим.