Участие русских, а точнее добровольцев Российской Империи, в англо-бурской войне на стороне бурских войск, безусловно, достойно отдельного упоминания. Уже дорога в далёкую Южную Африку сама по себе была опасна и чрезвычайно дорогостояща. Добровольцы до Трансвааля и Оранжевого государства добирались тремя путями: через Гамбург, Марсель и Суэц в Лоренсу-Маркеш (ныне Мапуту в Мозамбике), сразу из Марселя на кораблях Имперских морских перевозок и последний путь – опять-таки из Гамбурга на грузовых пароходах с заходом в Амстердам, Гавр, Бордо и т.д. Таким образом, самый дешёвый путь обходился в 125 рублей. Для примера – за эти деньги в России можно было приобрести неплохую лошадь и ещё останутся деньги на бурёнку.

Дороговизна проезда, конечно, сказывалась на количестве добровольцев. Многие недавние студенты, молодые офицеры и прочие восторженные идеей строительства новой свободной республики просто не могли позволить себе оплатить проезд. Тем более что в отличие от европейцев русские вступали в бурские войска без какой-либо мысли о наживе, это не считая своих кровных, которые они выложат за возможность сложить голову в другом полушарии. Вступали в ряды добровольцев и женщины – особенно стала известна благодаря своим мемуарам Софья Изъединова, служившая сестрой милосердия в русско-голландском санитарном отряде, и Ольга фон Баумгартен, также медсестра.

Василий Ромейко-Гурко

По воспоминаниям Василия Ромейко-Гурко, который на самом деле не являлся добровольцем, а был военным агентом России, добровольцев в общей своей массе можно было разделить на две категории. К первой относились люди вдохновлённые борьбой буров с притеснениями распухшей Британской империи, это были идеалисты, но при этом они вполне могли рассчитывать заработать ореол героя, боевого офицера и даже продвинуться по службе. А вот вторая категория своими «подвигами» порой была ненавидима самими бурами не меньше, чем англичане. К ней относились тотально необразованные искатели наживы, которых вербовали за деньги различные европейские комитеты помощи бурам. Эти ребятки часто вообще не собирались отрабатывать деньги на поле боя, а просто за дарма хотели совершить вояж в Африку, а после остаться на золотых приисках. Хорошо это или плохо, но среди наших соотечественников таких хитрованов не нашлось.

Стоит отметить, что одним из мотивов, по которым отечественных бойцов тянуло в далёкую Южную Африку, было и желание припомнить Британии Крымскую войну. Насколько тепло относились к напыщенным красномундирникам после тех событий - лишний раз напоминать не имеет смысла.

Также крайне любопытны своеобразные путевые записки наших добровольцев, объехавших почти половину Европы по пути в Южную Африку. Так, один из выдающихся бойцов бурской армии Евгений Августус писал о своём пребывании в «столице» нынешней Европы Брюсселе очень не лестно и даже возмущённо. Во-первых, Евгений никак не ожидал такого количества кабаков на каждой улице. Во-вторых, он был поражён как благообразная публика воскресного утра к вечеру превратилась в шумную, визгливую толпу пьяниц. И уж точно молодой подпоручик не ожидал в «цивилизованной» Европе через каждые сто шагов лицезреть прилично одетых господ, медленно сползающих по фонарному столбу на мостовую.

Несмотря на всеобщую моральную поддержку бурской борьбы, т.к. Британия успела в Старом Свете порядком достать почти всех своими имперскими фанабериями, наши добровольцы быстро поняли, что на деле на этих «болельщиков» вряд ли можно будет рассчитывать. Тем более, что подавляющее большинство русских бойцов столкнулись с такой бюрократией, что отечественные чинуши казались ангелами небесными. К примеру, в Лоренсу-Маркеш, который тогда принадлежал Португалии, сыны родины портвейна требовали барыш за каждую бумажку, каждую подпись, чтобы в итоге пересечь границу с Трансваалем. Не меньшую «заботу» проявляли и голландские и французские консулы, которые в теории считались дружескими. Отчасти это объяснялось тем, что вся Южная Африка была наводнена британскими шпионами, а отчасти тем, что как бы европейцы не хотели вставить пару скрепок в упитанный зад королевы Виктории, рисковать собственным благополучием никто, тем более мелкие чинуши, не желал.

Доходило до абсурда – так, когда подполковник Ромейко-Гурко открыл свои сундуки, португальские таможенники схватились за сердце, увидев мундир русского офицера и его награды. Канцелярские крысы мигом оформили это как военную контрабанду и конфисковали. После всех перипетий подполковнику всё же вернули имущество с извинениями. Можно лишь представить, какие палки вставляли в колёса обычным добровольцам.

Голландский коммандо под командованием Евгения Максимова

Немалую помощь в преодолении всех препятствий и проблем русским добровольцам оказывали русские евреи, которых, как ни странно, в Южной Африке оказалось множество. Они, правда, не могли взять в толк, зачем тащиться в такую даль, но, тоскуя по русской речи, вполне бескорыстно (не надо ухмыляться) помогали будущим воинам найти кров, добывали им провизию и знакомили с местными реалиями.

Вообще, роль русских и иностранных евреев в той войне была крайне неоднозначна. С одной стороны за буров воевали такие отчаянно храбрые бойцы как Герман Юделович (станет фельдкорнетом, смелостью завоюет славу своего отряда как «Еврейского коммандо», погибнет в бою у Оранжевой реки) и Саша Снайман (которого буры называли Ян Снайман). С другой стороны множество евреев просто мечтали подзаработать, халтуря на британцев в качестве соглядатаев, моя золотишко и занимаясь спекуляцией, пардон, бизнесом. Но это мелочи, т.к. некоторые евреи, которые мало-мальски знали русский, выдавали себя за добровольцев из России, добывая на халяву различные преференции – от халявного коня до небольших государственных контрактов.

Насколько это на первых порах разобщало русских и буров, которые, вопреки кривотолкам о тупости земледельцев, далеко не были дураками и быстро раскусили «помощников», можете судить сами.

В общем, проходимцев в англо-бурской войне хватало. Показателен один случай во время ночного дежурства – брандвахты – в зарослях у берегов реки Тугелы, описанный Евгением Августусом. На противоположном берегу находился британский лагерь. Вдруг реку вброд стал пересекать кавалерийский отряд. Естественно, грянул залп. Вот только вместо ожидаемой английской ругани и строгих приказов по речной глади понеслась отборная итальянская матерщина. Оказалось отряд печально известного капитана Рикарди после очередного разбоя, который сами итальянцы называли разведкой и не ставили никого в известность, возвращались гружёные различным офицерским добром.

Но более всего самих буров и Евгения удивило то, что Рикарди набросился на них с проклятьями не из-за тяжелораненого бойца, которого они вытаскивали из бурного потока Тугелы. Рикарди тряс пистолетом и проклинал «кафрское отродье», то бишь буров, за то, что после залпа одну из лошадей с британским хабаром унесло рекой. На этом фоне русские добровольцы волей неволей стали пользоваться отменной репутацией просто потому, что не были склонны к воровству, банальной тупости и тщеславию.

Южно-африканские города времён войны

При этом вскоре именно подобное поведение основательной части европейских добровольцев сблизило буров и русских. Презрение к прилипалам разных мастей нашло отражение и в мемуарах многих наших бойцов. Почти все они вспоминали, как по самым лучшим гостиничным номерам Претории (в сравнении с окопами везде «гранд-отель») шлялись разного рода паразиты, якобы набирающие добровольческие отряды. Успев стать на довольствие, этот гостиничный планктон жил за счёт Трансвааля, ну, и жрал за счёт республики.

В это же время фронтовая жизнь наших бойцов была тяжела не просто походными условиями и контрастной пищей (то вынужденные «разгрузочные дни» на одной воде, то шашлык из косули или баранины), но и чисто психологическими особенностями той войны. К примеру, буры, насмотревшись англосаксонского превосходства в виде обращения с пленными, сожжения целых ферм и повсеместных казней заложников, не чурались после битвы обшаривать убитых врагов в поисках необходимого. И всё это проходило под аккомпанемент дикой жары, когда бонусом идут мухи и прочая малоприятная мошкара, уютно копошащаяся в разорванных экспансивными пулями ранах. Для наших добровольцев с их идеалами ломка рыцарских обычаев ведения боя (если они вообще существовали, а не только в их молодых головах) была тяжела. Не менее тяжело было растолковать бурам уже в лагере, почему русский царь никак не пришлёт свою армию, ведь русские любят британцев не больше, чем сами буры.

Нестерпимая жара была ненавидима бойцами ещё и потому, что перебитые регулярными английскими обстрелами люди, лошади и домашний скот в мгновенье ока начинал гнить и смердеть. Эта пытка была повсеместной и нескончаемой, так как английская педантичность была константой лишь в ежедневных артиллерийских обстрелах, проходивших вне зависимости от ситуации на фронте. Один из наших бойцов так описывал дни горького стояния на позициях без сил тронуться в атаку, без права отступать, цитирую: «В конце концов на нас находила такая апатия, мысль как-то вяло работала и мы по целым дням бродили, точно сонные, оживая только ночью, когда выпадала очередь занимать брандвахту».

Чернокожие в британском лагере - и рабочие, и лазутчики, и посыльные

Также тяжкое впечатление на русских производило отношение буров к чернокожему населению – от снисходительного и дружеского до жестокого и даже параноидального. Но если сначала это приписывали колониальной наследию, культивируемому всеми – от португальцев до англичан, и памятью о зулусских войнах и набегах, то позже наши добровольцы поняли, что всё несколько сложнее. К примеру, британцы активно использовали чернокожее население в качестве лазутчиков и даже вестовых, а большой поклонник британского империализма магнат и ловкий манипулятор Сесил Родс натравливал народы банту как на бурские отряды, так и на их поселения. Так, самих чернокожих использовали, чтобы не позволить создать сколь бы то ни было современное государство на землях Африки. Ну, прямо как и сейчас.

Продолжение следует…