Антиутописты в свое время здорово напугали мир Большим Братом и перспективой глобальной слежки. До сих пор в разных странах периодически вспыхивают скандалы, связанные с попытками правительств отслеживать приватную жизнь граждан. Однако это замечание не касается Китая: тут считается, что власть должна знать все. Что самое страшное – у нее это получается.
Исторические предпосылки
Первые попытки тотального контроля были предприняты в Китае в 400 г. до н. э. Жил тогда реформатор по имени Шан Ян, по чьему приказу народ был вынужден разделиться на небольшие группы в 5–10 семей. Все граждане групп были обязаны следить за каждым из остальных членов сообщества, о миграциях населения докладывалось наверх, за проступки одного отвечали всем коллективом. Система, называемая «баоцзя», себя оправдала: порядок с дисциплиной были на высоте, контроль за населением требовал минимум усилий, социальные отношения внутри сообщества саморегулировались.
Дунчэнский эксперимент
Об опыте предков нынешние власти вспомнили в 2004 году, сочли его достойным внимания и решили повторить. Пекинский район Дунчэн был поделен на равные квадраты общим числом 1652. Впрочем, искусственного размежевания и проводить не пришлось: такое районирование уже существовало – для оптимизации повседневного существования пекинцев, расчета количества трансформаторных будок и т. д.
Просто в инфраструктуру были добавлены дополнительные элементы. А именно – поставлены камеры слежения, охватывающие все закоулки территории, и запущены регулярные патрули, состоявшие преимущественно из добровольцев. Кто-нибудь помнит народные дружины? Вот что-то наподобие. Только на современный лад: все данные аккумулировались в компьютерных базах данных, учитывались и анализировались.
Население в каждом квадрате было четко учтено, ответственные лица регулярно отчитывались, кто уехал, а кто приехал, и все сведения сравнивались: ведь если из района А человек переселился в район Б, запись об этом событии должна иметься и в статистике точки прибытия.
Положительный момент в дунчэнском эксперименте присутствовал: число беспорядков в районе сократилось на треть. Другое дело, что жители района втайне мечтали из него уехать, пусть осуществление этой мечты и было малодоступно.
Общенациональное сетевое управление
Попытки опыт Дунчэна распространить шире долгое время оставались местечковыми, основанными на энтузиазме местных властей. Но в 2011 году, в разгар «арабской весны», китайские власти всерьез обеспокоились. Протесты и вызванные ими беспорядки во многом становились успешными благодаря Интернету. Властители это осознавали поздно и меры принимали недостаточные. Так, Тунису не помогло ограничение доступа к LiveJournal, а Египет не спасло отключение провайдерами Интернета в целом.
Официальный Китай понаблюдал происходящее, провел проецирование на собственные реалии и решил принять превентивные меры. В июле 2011 года свет увидели предложения по укреплению инноваций в социальной сфере. Полного текста в свободном доступе не оказалось, но сторонние аналитики основные тенденции уловили и по цитатам на госпорталах, и по высказываниям в СМИ. Вывод прост: сетевое управление – правильный путь, но одних видеокамер мало, нужная система контроля, которая охватит и реальные, и виртуальные слои жизни.
Чэнь Цюаньго как борец за стабильность
«Железный Чэнь» в конце лета того знаменательного года был отправлен руководить Тибетским автономным районом. Сектор сложный: тибетцы – народ весьма непокорный, причем склонный выражать свое недовольство довольно конкретно. Но сетевое управление, как выяснилось, способно справиться и не с таким контингентом. Подведомственные территории новым секретарем были разделены на квадраты, через каждые полкилометра поставлены полицейские участки, видеонаблюдение снабдили распознаванием лиц, а патрули обходились без добровольцев – только полицейские, в ряды которых народ набирался очень активно.
Система показала себя работоспособной: за 5 лет на территориях под руководством Железного Чэня не случилось ни одной массовой заварушки, в то время как на остальных китайских землях акций протеста с участием большого количества людей насчитали минимум 150.
Результаты впечатляли, и поэтому в 2016 году Чэнь Цюаньго был перенаправлен в самый сложный и нестабильный Синьцзян-Уйгур.
Бомба замедленного действия
Именно так к Синьцзяну испокон веков относились власти. Еще более радикальным стало их отношение к району после «арабской весны». Все же в регионе проживает больше 10 миллионов мусульман, не слишком довольных официальной доктриной. Так что сепаратистов и радикалов на этих землях предостаточно. 2008 год отметился массовыми волнениями в регионе, 2013-й – подрывом машины на главной пекинской площади, 2014-й – организацией резни на вокзале и взрывом на рынке в центральном городе провинции силами уйгур-мусульман.
Чэнь Цюаньго пошел по проверенному пути: расстановка постов через каждые 500 метров, монтаж камер наблюдений в максимальной частоте, надзор со стороны самих местных жителей. К комплексу мер добавилось сканирование радужки, чтобы нельзя было подделать никакое удостоверение личности, а полицейская база данных стала связанной с нейросетью, лежащей в основе системы распознания внешности. Так что уличные камеры могли составить полный отчет о передвижении отдельной личности по городу. Если же она числилась в списке подозрительных, то в полицейском участке автоматически срабатывал сигнал, призывающий к повышенной бдительности.
А самое последнее китайское изобретение – система с автономным искусственным интеллектом, оповещающая правоохранителей, что подозрительный гражданин отклонился от обычного повседневного маршрута больше чем на 300 метров.
Добрый доктор
Еще одна инициатива властей в Синьцзяне – массовые профилактические медицинские осмотры, которые касаются всех. Вы живете высоко в горах и полвека к врачам не обращались? Они сами придут к вам, как это случилось с Абдулом Каремом Абдулайни. Замер давления, снятие кардиограммы, взятие крови на анализ – и немолодой уйгур в курсе, что сахар повышен и с ним что-то надо делать.
Официальные средства массовой информации очень любят такие истории. Бесплатной диспансеризации подлежат все жители Синьцзяна, кто старше 12 и младше 65 лет. Только за прошлый год ее прошли 18,8 млн китайцев. И потрачены на нее были полтора миллиона юаней.
Такая благородная цель, реализуемая в Синьцзяне, с одной стороны, радует, с другой – порождает массу вопросов. Прежде всего, потому, что бедных регионов в Китае предостаточно, но столь пристального медицинского внимания они почему-то не заслужили. Скорее всего, потому, что в них не наблюдается высокой концентрации мусульман в целом и уйгуров в частности. Косвенным доказательством этого постулата может стать частное расследование, проведенное организацией Human Rights Watch.
Ведь, согласно полученным данным, в процессе «невинного» медосмотра у населения берутся образцы ДНК. А этот шаг, по международным нормам, считается нарушением прав человека: свой генетический код человек может предоставить для изучения исключительно добровольно.
Энтузиастами были проанализированы все имеющиеся в свободном доступе документы. Согласно им, основной целью государственной программы является сбор данных о реальной численности населения уезда Синьцзян и коллекционирование сведений о них: фотографий, отпечатков пальцев, сканов радужки, образцов ДНК и знаний о группе крови. Причем выделены некие фокус-группы, для членов которых ограничения по возрасту сняты. Данные будут взяты и у новорожденных младенцев, и у столетних стариков.
Биоотслеживание
Чем же неприятен для человека несанкционированный сбор его биоматериалов? Если говорить в общем, образцы ДНК – полнообъемные, исчерпывающие, абсолютные данные конкретного индивидуума. И они могут использоваться для слежки за ним, причем противопоставить таким сведениям гражданину будет нечего, поскольку шпионаж станет вестись на генетическом уровне.
Пока человек живет, он оставляет после себя образцы своей генетики: волосы, ногти, пот на всем, с чем соприкасается, слюну на посуде, чешуйки эпителия. Вы можете лечь под нож пластического хирурга и до неузнаваемости изменить свою внешность, но генетический код останется тем же. Мало того, через ДНК родственников можно разыскать и человека, который старательно и успешно прячется.
С одной стороны, это хорошо. К примеру, база данных ДНК позволила китайским правоохранителям найти маньяка, на чьей совести была почти дюжина изнасилованных и убитых женщин. Генетический анализ позволил вычислить серийника через дядю, у которого был взят биоматериал. Аналогично действовала полиция в попытках раскрыть двойное убийство, произошедшее 9 лет назад: медики прошлись по соседним школам, собирая образцы тканей у всех учеников мужского пола, и таки вычислили убийцу, обнаружив его дальних малолетних родственников.
С другой точки зрения, и самый законопослушный человек вполне может (и даже вправе) иметь свои тайны и секреты. Кому понравится мысль о том, что кто-то знает, к примеру, об интимной шалости с сотрудницей из соседнего отдела, совершенно случайно произошедшей на последнем корпоративе? А ведь такие сведения можно использовать и для шантажа.
Те, кто сейчас живут в Синьцзяне и у кого получилось как-то достучаться до внешнего мира, говорят, что их существование сейчас сравнимо с пребыванием на каком-то режимном объекте, а то и в концентрационном лагере. Никто не будет спорить с тем, что радикально настроенные мусульмане, коих в Синьцзяне предостаточно, являются серьезной угрозой стабильности в Китае.
Но решит ли проблему тайный забор генетического материала? И смирятся ли с обманом граждане страны, когда узнают, что их плотно посадили «под колпак» – так, на всякий случай?
