Повесть временных лет — это одновременно и самый ранний из дошедших до нас летописных источников, и самое раннее исследование по истории Древней Руси. А все прочие дошедшие до нас летописи были лишь ее продолжениями или пересказами.
Проблема в том, что сама «Повесть…» — не есть истина в последней инстанции. Сообщаемые в ней сведения сомнительны, полны противоречий и не во всем совпадают с фактами, о которых мы знаем из других источников.
Один из примеров: согласно «Повести…» первых древнерусских святых князей Бориса и Глеба — убили в 1015 году по приказу Святополка Окаянного, а из скандинавской «Саги об Эймунде» следует, что заказчиком убийства был их благолепный брат, вошедший в историю под именем Ярослава Мудрого. Кому верить? С одной стороны, вроде бы автору «Повести…» Нестору, поскольку он был человеком ученым и благочестивым. С другой — Эймунду, поскольку, в отличие от Нестора, от киевских властей предержащих он никак не зависел, резал кого угодно за деньги, и врать ему вроде бы не было никакого смысла.
Историк из кельи
Что мы собственно знаем о Несторе? В самой «Повести…» ее автор не называется, но упоминается как черноризец Киево-Печерского монастыря. Имя его как летописца звучит в послании другого печерского монаха, Поликарпа, к архимандриту Акиндину, датируемом XIII веком, а также в еще более позднем «Житии преподобного Антония».
Оба источника особых сомнений не вызывают, хотя появились они спустя 100 с лишним лет после кончины самого Нестора. Биография летописца реконструируется на основе все тех же монастырских преданий, а также написанных им работ, к числу каковых помимо «Повести…» относятся «Чтение о житии и о погублении Бориса и Глеба» и «Житие Феодосия Печерского».
Известно, что родился Нестор около 1056 года, в 1096 году был свидетелем нападения на монастырь половцев, а в 1106 году хоронил почтенного старца Яна. Скончался в 1114 году, а мощи его покоятся в Ближних (Антониевых) пещерах Киево-Печерской лавры.
Негусто, хотя о других, не менее хрестоматийных деятелях, достоверных сведений порой еще меньше. Например, спустя несколько десятилетий после Нестора в том же монастыре жил инок Илья, который в мирской жизни совершил такие подвиги, что стал прототипом Ильи Муромца. Вот только каково соотношение вымысла и реальности в былинах — неясно.
Возвращаясь к Нестору, отметим, что почти вся его жизнь (1056-1114) пришлась на период, когда после смерти Ярослава Мудрого некогда единое Древнерусское государство распалось на самостоятельные княжества, слегка признававшие власть великого князя Киевского. Правда, за год до кончины летописца власть в Киеве захватил Владимир Мономах, сумевший на некоторое время отстроить вертикаль власти, державшуюся до 1132 года (дата кончины его старшего сына и преемника Мстислава).
Как инок самого почитаемого столичного монастыря, Нестор был человеком весьма осведомленным, так что подробный рассказ о современных ему событиях феодальной раздробленности с фактической точки зрения особых сомнений не вызывает. Другое дело события более ранние — от смерти Ярослава Мудрого (1054) и далее в глубь веков, вплоть до времен библейских.
Соавторы повести
Академик Алексей Шахматов в начале XX века предложил наиболее связную концепцию создания «Повести…», которую много критиковали, но логичнее которой никто пока ничего не придумал. Сводится она к следующему.
Где-то во второй половине правления Ярослава Мудрого (1037-1054 годы) некий ученый монах, работавший на митрополичьей кафедре в Киеве, создал Древнейший летописный свод, использовав народные песни, устные предания, рассказы современников, жития святых и, возможно, церковные документы. Затем в разгар княжеских междоусобиц, в 1073 году этот свод дополнил один из основателей Киево-Печерского монастыря, монах Никон (?-1088), прибавивший к прежним сведениям данные, полученные им во время путешествия по Причерноморью. Еще через 20 лет игумен Киево-Печерского монастыря Иоанн переделал Древнейший свод с использованием новгородских и греческих источников. Эта новая редакция стала именоваться Начальным сводом. Он в свою очередь оказался перелопачен Нестором, который постарался убрать все логические неувязки и привести данные в соответствие с традиционной христианской историографией. Заодно Нестор добавил в «Повесть…» тексты договоров Руси с Византией и несколько устных преданий.
Его повествование заканчивалось 1110 годом, но игумен другого расположенного под Киевом монастыря (Выдубицкого) по имени Сильвестр добавил описания событий, произошедших до 1123 года, — то есть до его собственной кончины. Однако еще при жизни Сильвестра некий неизвестный летописец, работавший на сына Владимира Мономаха Мстислава (тогда — князя Новгородского) создал собственную редакцию «Повести…», заметно отличавшуюся от предшествующих.
Таким образом, у «Повести…» было как минимум пять, кроме Нестора, работавших в разное время авторов-монахов — некий сотрудник митрополичьей кафедры времен Ярослава Мудрого, основатель Киево-Печерского монастыря Никон, игумен этого же монастыря Иоанн, игумен Выдубицкого монастыря Сильвестр и некий, вероятно, новгородский летописец. Ими были созданы три заметно отличающиеся друг от друга редакции «Повести» — несторовская, сильвестровская и (условно) новгородская.
А был ли заговор?
Интриги добавляет тот факт, что самая древняя рукопись с текстом «Повести…», известная как Лаврентьевская летопись, датируется 1377 годом. То есть непосредственно рукописей, начертанных руками авторов, не сохранилось. Все, что дошло до нас, — это лишь более поздние списки, дополненные текстами о последующих событиях, причем если переписчик жил в Новгородской земле, то основное внимание в этих дополнениях он уделял Новгороду, если во Владимиро-Суздальской — то Владимиру, если в Киевской — то Киеву.
Понятно, что при такой ситуации любители альтернативных версий древнерусской истории буквально фонтанируют идеями. Чаще всего они напирают на то, что изначальный текст «Повести…» был сфальсифицирован в более позднее время из политических соображений. Например, ради того, чтобы доказать права Романовых на престол, запрятать поглубже правду о славянах-этрусках или могучей Руси, простиравшейся от Арктики до Африки и от Пекина до Рима. Или для того, чтобы в угоду всяким там немцам продвинуть норманскую теорию, согласно которой славяне создать государство не могли, а создали его скандинавы-викинги.
Михайло Ломоносов, первым норманскую теорию раскритиковавший, в специфике исторических источников разбирался и достоверность самой летописи сомнению не подвергал, напирая на возможность неправильного толкования использованных в ней терминов. И в общем, профессиональные историки, будь то норманисты или антинорманисты, придерживаются в своих дискуссиях сходного принципа. Толковать термины и факты можно по-разному, но только исходя из текста «Повести…». Наверное, поэтому в дискуссиях с любителями они не слышат друг друга. Ведь для любителя текст «Повести…» — продукт заговора фальсификаторов, поскольку создана она несколькими людьми, а разбираться в ворохе списков и редакций долго и неинтересно.
Для историка же именно эта сложность и является гарантией подлинности, поскольку все варианты соотносятся друг с другом, рисуя картину единой Руси, — правда, не от Арктики до Африки, но от Ледовитого океана до Черного (тогда — Русского) моря.
Трагедия первой леди: 10 редких фактов о Жаклин Кеннеди