по десять вспомогательных судов!
(Реплика посетителя сайта topwar.ru)
Программа перевооружения ВМФ по большей части состоит из транспортов, “гидрографов” и прочих буксиров тылового обеспечения. Значительная доля выделенных средств расходуется на реализацию проектов вспомогательного флота.
“Вспомогательные” проекты сравнимы по своей масштабности со строительством первоклассных боевых кораблей. Например, контракт на постройку серии из трёх судов тылового обеспечения проекта 23120 (головное — “Эльбрус”) обошелся флоту в 12 млрд. рублей. Сумма, сопоставимая с затратами на постройку фрегата “Адмирал Григорович” (13,3 млрд. руб.).
Разумеется, озвученные в 2011-2012 гг. начальные сметы оказались весьма далеки от конечной стоимости. Но соотношение осталось неизменным: вместо ракетного корабля дальней морской зоны — три строящихся “буксира”. В реальности из них удалось достроить только два, из-за срывов поставки зарубежных комплектующих для третьего корпуса.
Как следует из описания “Эльбруса”, основным назначением судна является транспортировка и передача сухих грузов, в т.ч. на необорудованное побережье, сочетаемые с функцией морского буксира. Развитие арктической инфраструктуры, связанное с проектами в отрасли морской нефтегазодобычи, а также создание военных объектов в высоких широтах делает подобные суда совершенно необходимыми в составе Северного флота.
С другой стороны, отечественный флот никогда не испытывал недостатка в транспортно-буксирных судах. Настолько, что в 2015 году Российская Федерация (в лице Росимущества) даже продала четыре похожих судна (“Тумча”, Нефтегаз-51, 57 и 61) военно-морским силам Аргентины. Речь идет о “рабочих лошадках” постройки 1986-90 гг. (сравните с возрастом большинства кораблей ВМФ!), которые, в силу однообразия их задач, рассчитаны на эксплуатацию в течение многих десятилетий.
Читатели могут справедливо заметить, что в составе ВМФ наблюдается острая потребность в ролкерах (для перевозки колесной и гусеничной техники) и контейнеровозах, пригодных для использования в составе “сирийских экспрессов” и снабжения операций на заморских берегах. Все помнят историю со срочной покупкой турецких транспортов для нужд Черноморского флота? К сожалению, суда подобного класса в планах не предусмотрены. Госкомпании проявляют свой интерес только к проектам танкерного флота, необходимого для развивающейся нефтегазовой отрасли. Что касается “Эльбруса” и ему подобных средств, то это скорее буксиры, чем транспортные суда. Для перевозки больших объемов грузов они не приспособлены.
(Зам. министра обороны Дмитрий Булгаков, 2016 г.).
Даже с учетом поправки на техническое состояние некоторых из числящихся на балансе единиц получается по десятку вспомогательных судов на один боеспособный эсминец, фрегат или РПКСН отечественного флота!
Наряду с “Эльбрусами” (пр. 23120) для нужд ВМФ были заказаны морские буксиры проекта 23470 ( “Андрей Степанов” и “Сергей Балк”), четыре спасательно-буксирных судна пр. 22870, проведена глубокая модернизация морского транспорта ледового класса “Яуза” по проекту 550М (заменено 80% механизмов и оборудования), построено буксирное судно пр. 20180 (“Звёздочка”), продолжается строительство серии судов, представляющих дальнейшее развитие “Звёздочки” — морские суда обеспечения проекта 20183 ("Академик Александров").
От обилия проектов морских буксиров просто рябит в глазах.
Вопреки острой необходимости в боевых кораблях, приоритет почему-то отдается вспомогательным единицам.
Ввиду озвученных фактов и финансовых ограничений, когда боеспособные военные корабли становятся редким и эксклюзивным явлением, необъяснимое желание обновлять и без того многочисленные суда тылового обеспечения выглядит преступным расточительством.
Помимо “Эльбрусов” и пр. транспортно-буксирных судов, в интересах ВМФ было заключено немало других контрактов, необходимость и своевременность которых вызывают вопросы.
В прошлом году Черноморский флот усилился опытовым судном “Виктор Чероков” (пр. 20360 ОС). Изначально — плавкран-погрузчик боеприпасов стоимостью 600 млн. руб. и со сроком сдачи в 2010 г. В процессе выяснилось, что погрузчик боеприпасов стал не нужен. Спустя семь лет судно было достроено по измененному проекту в качестве стенда для испытания торпедного оружия.
Исходя из конструкции и назначения, задачей “Виктора Черокова” являются пуски образцов экспериментальных практических торпед (с установленными вместо БЧ комплексом измерительных приборов) с их последующим поиском и подъемом на поверхность.
Это в условиях, когда в составе ВМФ уже находится в опытной эксплуатации несколько современных, но, в силу ряда причин, ограниченно боеспособных кораблей. Например, подлодка Б-90 “Саров” или головная ДЭПЛ пр. 677 “Санкт-Петербург”, как нельзя лучше подходящие для испытаний минно-торпедного оружия. Выявленные недостатки силовой установки в данном контексте значения не имеют. Корабли не участвуют в боевых службах и проводят все время вблизи родных берегов. И раз уж построили — используйте с максимальной эффективностью.
Полностью готовые испытательные стенды, максимально приближенные по конструкции боевым кораблям ВМФ России.
В дополнение к указанным единицам, в настоящее время строится целая серия катеров-торпедоловов по обновленному пр. 1388.
На этом фоне появление еще одного проекта плавучего стенда для запуска торпед выглядит избыточным решением. Особенно в ситуации, когда самих носителей “новых типов торпедного оружия” можно пересчитать по пальцам.
Плавучие лаборатории и опытовые суда — целое магистральное направление в программе перевооружения ВМФ.
За неполное десятилетие для нужд ВМФ были построены пара судов проекта 11982 (“Ладога” и “Селигер”), предназначенные для поведения испытаний специальных технических средств, техники и вооружений. Наряду с ними строилось океанографическое судно по проекту 22010 “Янтарь” для исследований морского дна. Весьма недешевые программы.
В сумме стоимость контракта на постройку “Янтаря” и “Селигера” составляла 7 млрд. руб. (первоначальная смета по состоянию на 2009 г.).
«Семь раз отмерь» — это звучит мудро. Опыты позволяют получить знания о реальных характеристиках объектов, подтвердить или опровергнуть их заявленные свойства в тех или иных условиях. Но в контексте военного флота все эти опыты и исследования морского дна имеют смысл только в том случае, если накопленный массив знаний может быть применен на борту боевых кораблей. И вот на этом месте программа перевооружения ВМФ расходится со здравым смыслом.
Американцы, располагая флотом из 70 эсминцев, могут позволить себе строительство вспомогательных единиц любого назначения. В нашем случае подход должен быть другим. Ввиду официально озвученных цифр об имеющемся количестве вспомогательных судов и существующих финансовых ограничениях все силы и средства должны быть брошены на перевооружение дивизионов военных кораблей.
Что касается опытовых судов, то пример наиболее рационального расходования средств продемонстрировали японцы, построив “опытовое судно”, полностью соответствующие по размерам, энергетике и мореходным качествам серийному эсминцу. Различия — в составе средств вооружения и радиоэлектронной “начинки”.
JDS Asuka предназначен для тестирования радаров, элементов БИУС, пусковых установок и различных корабельных систем. Несмотря на экспериментальный характер этого корабля, по факту в составе ВМС Японии присутствует еще один, неучтённый ракетный эсминец.
Каютоносцы — ударная сила флота
“Вишенкой на торте” сегодняшнего обзора станут катера связи нового поколения. Традиционно катера данного класса предназначены для служебных разъездов при управлении кораблями на рейдах, перевозки групп лиц, документов и мелких грузов. Но тут за рутинным названием скрываются совсем другие масштабы.
Как стало известно из официальных источников, на Сокольской верфи в Нижегородской области был построен “катер” с заводским номером “403”
67 метров длины, водоизмещение 1000 тонн. По своим размерениям и стоимости “катерок” превзошел малые ракетные корабли-носители “Калибров”. Адмиралам есть чем гордиться. Единственный вопрос — какова боевая ценность у этой посудины?
Новый “катер связи” сможет достойно продемонстрировать флаг у причалов казино Монте-Карло. А по богатству внутреннего оснащения эта представительская яхта должна на голову превзойти “парадные” катера связи пр. 21270, о которых будет рассказано чуть ниже.
Несколько лет назад в составе Балтийского флота появились сразу три “катера связи” пр. 21270, специально подготовленные для приёма морских парадов. На каждом имеются шесть комфортабельных кают: основная VIP-каюта с отдельным кабинетом и пять кают для чинов более низкого ранга, 20-местный салон для банкетов, а также ресторан-смотровая площадка на верхней палубе, позволяющий всем присутствующим любоваться парадным строем боевых кораблей.
Любопытно, что заявленное великолепие проекта 21270 и различных модификаций пр. 1388 так и осталось не у дел. На военно-морском параде в Санкт-Петербурге в 2017 году Владимир Путин по традиции выбрал более аскетичный и брутальный образ. Президент принимал главный парад с борта быстроходного патрульного катера пр. 03160 (“Раптор”), выкрашенного в белоснежный цвет и оснащенного всем необходимым для этой цели оборудованием.
Что касается прогулочных яхт катеров связи, то они так и остались игрушками для адмиралов.
Единственный положительный момент этой истории — представительские яхты не постеснялись строить на отечественных верфях. Вслед за военным заказом появится репутация, а потом, наверняка, и заказы от частных лиц. Немецкая верфь Blohm&Voss может лишиться своих постоянных клиентов.
С другой стороны, количество парадных катеров в составе Балтийского флота скоро превысит число действующих боевых кораблей. Всё это похоже на курьёзную историю с количеством адмиральских должностей в одной известной военно-морской державе.
Что в итоге?
“Распилили выделенные средства, понастроили вместо эсминцев и подлодок посудины сомнительного назначения”, — скажет возмущенный читатель.
На самом деле все несколько иначе. В составе любого вида вооруженных сил значительная часть оснащения приходится на технику специального назначения. К примеру, заказ на постройку серии из 9 гидрографических судов пр. 19910 с учетом протяженности морских границ России выглядит совершенно оправданным решением. Постановка навигационных буёв, обслуживание и перезарядка плавучих средств навигационного оборудования — важнейший комплекс работ для обеспечения безопасности судоходства и деятельности кораблей, военно-морских баз и полигонов Военно-морского флота.
Не может возникнуть сомнений по поводу необходимости т.н. судов связи (морских разведчиков) проекта 18280 “Юрий Иванов” и “Иван Хурс”. Или спасательного судна океанского класса “Виктор Белоусов” (пр. 21300С) с глубоководным аппаратом “Бестер-1”. Чтобы при возникновении нештатных ситуаций более не приходилось обращаться за помощью к норвежцам и британцам. Другой вопрос, почему столь важный корабль, дающий шанс на спасение терпящим бедствие подводникам, был построен в единственном экземпляре? Зато буксиров — на все случаи жизни!
Большинство реляций об обновлении корабельного состава связаны со строительством судов, которые весьма далеки от задач и потребностей военных моряков. ВМФ — инструмент для защиты интересов России на морских просторах. И, что бы ни твердили современные “философы” о том, что флот начинается с буксиров и судов обеспечения, ВМФ — это в первую очередь военные корабли. Именно их количеством и характеристиками определяется потенциал любых военно-морских сил.
То, что сейчас строится на верфях под прикрытием программы перевооружения ВМФ, по большей части не имеет отношения к военному флоту. В имеющейся ситуации многочисленные буксиры, транспорты и “океанографы” могут стать лишь отличным трофеем для противника.
Вот наберемся опыта — и потом!..
Аналогии с послевоенной программой перевооружения ВМФ конца 40-х — начала 50-х гг. здесь совершенно неуместны. Тогда на верфях строились сотни кораблей морально устаревших проектов с основной целью: для сохранения кораблестроительной промышленности и обретения опыта строительства кораблей своими силами (в отличие от довоенных лет, когда все технологии приобретались за рубежом).
Сейчас никакой потребности в опыте постройки буксиров не существует. Сказки про недостаток специалистов и технологий оставим на совести тех, кто не может (или не желает) видеть истины в упор.
А она такова: кораблестроительная отрасль Российской Федерации и смежные НИИ и производства готовы к реализации проектов любой сложности вплоть до строительства авианосца. Яркий пример — перестройка 270-метрового “Горшкова” в индийскую “Викрамадитью” с заменой 243 секций корпуса, прокладкой 2300 км кабелей и полной заменой всех механизмов и оборудования: ГЭУ, конфигураций палуб, самолетоподъемников.
Все последние 25 лет российские верфи пачкам строили первоклассные боевые корабли на экспорт: эсминцы и подлодки для КНР, поставляли дальнобойные комплексы ПВО для китайского флота, один за другим передавали заказчикам “Тальвары”, принимали участие в разработке новейших эскадренных миноносцев для ВМС Индии. Среди красноречивых примеров: индийские подводники получили на вооружение экспортные “Калибры” (Club-S) на десять лет раньше, чем отечественный подводный флот!
Почему с таким напряжением и пробуксовкой осуществляются программы строительства военных кораблей для ВМФ России? Почему выделенные средства перераспределяются в пользу проектов далеко не первой важности? Кому выгодны бессмысленные обещания “набраться опыта, насытить флот буксирами, тем что пока получается у нас строить, а уж потом…” Ответы на эти вопросы следует искать среди тех, кто ответственен за распределение финансовых средств.
Других объяснений там нет.
